У ЛУКОМОРЬЯ ДУБ СРУБИЛИ.
У Лукоморья дуб срубили, При Пушкине который рос. Потом все сосны загубили, Теперь добрались до берёз.
Учёный кот теперь в Париже,- Уходят за кордон умы,- А может быть немного ближе. Учёных мало ценим мы!
Сказал, что не вернётся впредь На наше варварство смотреть Предпочитает на чужбине И песни петь и умереть…
А на неведомых дорожках,- Следы невиданных зверей: Гуляют Вася, Туся, Лёшка И куча прочих дикарей.
Плевки, бутылки и бумажки, Окурки, уши от осла. Хватила лешего кондрашка,- Баба Яга едва спасла!
Здесь водку Гена с Васей квасил И дал по морде Генка Васе. На радость белок и ежат Два зуба выбитых лежат.
Здесь шашлыки «туристы ели» Погода жаркая была… Потом три дня леса горели, И копоть в лёгкие ползла.
Куда-то смылась вдруг русалка,- У нас не все дружны с умом: Устроили у леса свалку,- Весь лес её пропах дерьмом.
Сказали, что на той недели Русалку видели в борделе. Пусть треплются, коль есть охота,- Я знаю, прячется в болоте!
А 33 богатыря, Служили Родине не зря. Подняли им чуть – чуть зарплату, Теперь они кричат: «УРЯ!»
Какой-то мафиозный бес,- У нас в стране это бывает,- Себе карманы набивает, Скупая за бесценок лес.
И весело в его кармане,- Шуршат китайские юани. Страна обходится и «таком» Ей достаётся «кукиш с маком»!
Вот потому и дуб срубили, При Пушкине который рос. Потом все сосны загубили. Теперь добрались до берёз.
Кощей, на это гадство глядя, Сказал: «Совсем рехнулись дяди!» Он с каждым днём всё больше чахнет…
У Лукоморья дуб срубили
У Лукоморья дуб срубили, Кота на мясо зарубили, Русалку в бочку посадили И написали: «Огурцы», Златую цепь воры стащили. Там на неведомых дорожках Верблюды ходят в босоножках. Автор данной литературной импровизации не известен.
Серое, как перед дождем, небо отражалось в стальном море. Облака низко плыли над островом. На одном из берегов этого острова высился огромный дуб. В полумраке он казался почти черным. На выбившемся из-под земли корне сидел диковинный Кот. Нет чтобы, как положено всем кошкам свернуться калачиком и мирно дремать, он печально вздыхал и с грустным видом просматривал что-то за ноутбуком. Иногда перекрестившись лапкой, он с укоризной смотрел вверх, будто небо могло дать ответы на его вопросы. Это был тот самый Кот, о котором Пушкин написал в «Лукоморье». Только если раньше он с важным видом ходил по толстой золотой цепи, пел песни и рассказывал сказки, то теперь Кот скучал.
Уже давно никто, кроме Русалки и Лешего не хотел слышать его песен и сказок, а златую цепь, по которой он ходил, как известно, украли.
Потому Коту больше нечем было занять себя, и он «зависал» на литературных сайтах. Коту очень хотелось найти подтверждение, что его помнят. Однако раз за разом он убеждался, что это не так.
Кот сделал вид, что обиделся. Надулся и отвернулся от неё.
Кот на миг замер, а потом радостно закричал: — Смотрите, а это сообщество с творчеством Пушкина. Ура. Нашел. — Это ты Котяра нас снова дуришь. – Русалка недовольно покачала головой. — Да вот же. Вот. И стихи его выложены. И даже фото рукописей. Смотрите. Русалка, Леший и Верблюд склонились над ноутбуком. — Надо же! — И сколько подписчиков. — О нем помнят! Значит, и нас не забыли. Да пусть меня теперь хоть крокодилом называют! Я счастлив. Они изумленно переглядывались. — Слушайте, а может люди не такие примитивные? Просто им некому объяснить, что такое искусство. — Кот, вот ты умный – ты и займись. А-то только сидишь днями и сокрушаешься. Кот задумчиво смотрел на море. А потом вдруг сказал: — Ну, и займусь! Создам сообщество, размещу там книги в сообществе, обзоры напишу. Потом ваши фотки выложу – всё равно все решат, что это фотошоп. И может быть, зайдет туда кто-то…
Кот быстро печатал что-то в своем ноутбуке. В этот момент он надеялся изменить отношение общества к литературе. Кто знает, может быть у него что-нибудь и получится.
Клятва пионеров Советского Союза
Советские куклы.
Я с детства помню вкус печенья и сгущенки, Коленки в ссадинах и цыпки на руках, Рогатку, Ленку — ту соседскую девчонку, С которой хижину мы строили в кустах.
«Орлёнок» синий на разболтанных педалях, Горох, картошка, испеченная в углях, И вечный камушек в разношенных сандалиях, И привкус тыреной клубники на губах.
Я с детства помню дым противный «Беломора», (Его курили мы тайком на чердаке). Как мы попались, как плелись домой с позором, И вкус ремня в отца карающей руке.
Я помню варежки, пришитые к резинке, С кокардой шапку и на валенках коньки, И карантины по ветрянке и по свинке, Микстуру «Хлористый» и даже порошки.
Я с детства помню воскресенья блинный запах И чай грузинский, да с топленым молоком. Как танцевал мой пёс Пушок на задних лапах, А Мурзик весело играл с его хвостом.
Я помню фильмы про индейцев и про белых, Ведь каждый был из нас немного Виннету! И, нахлобучив на глаза убор из перьев, Мы с томагавками носились по двору.
Я помню школу, стеллажи библиотеки, Святое правило, что все — за одного. Мы в душу верили, и в честь, и в человека, Хотя о Боге не слыхали ничего.
Я помню всё. Мы жили скромно и не свято. Дружили семьями, любили наш хоккей. Пусть было трудно. Было очень небогато, На ощупь детство наше было потеплей.
