Главная тема стихотворения
Весенняя тема в осеннем произведении. Речь идет не о времени года и явлениях природы. Лирический герой, который полностью олицетворяет собой поэта, этот период своей жизни воспринимает как весну, как начало новой судьбоносной вехи. Его сердце исторгает одновременно и «слезы» и «смех». Герой словно задыхается от избытка эмоций. Восклицания, повторения в тексте произведения служат задаче передать это состояние накала эмоций.
В то же время поэт раскрывает философскую тему принятия жизни такой, какова она есть, со всеми ее потерями и приобретениями. Он прямо приветствует их в своей жизни. Собственно, текст произведения в основной своей части представляет собой перечень «удач» и «неудач», которые преподносит поэту жизнь. Три из семи четверостиший начинаются одинаковым словом: «Принимаю тебя, неудача», «Принимаю бессонные споры», «Принимаю пустынные веси!»
Начинается стихотворение с приветствия весны и жизни, заканчивается упоминанием «имени Бога», которое «не разгадано». Поэт верит, что его мечта воплотится, обретет черты, которые видятся ему, то в образе Прекрасной Дамы, Вечной Жены, то в образе весны, которая несет в себе свежий ветер перемен
Герой надеется, что эта весна приблизит его к разгадке чего-то важного, для чего он живет: страдает, радуется, спорит, скитается, ищет
В произведении ясно прослеживается нерв борьбы. Поэт дважды использует образ щита, с которым он вступает в пору битвы с пока еще непознанными и враждебными силами. Однако страха перед ними нет, наоборот, его будоражит предстоящая схватка. Он обещает, что никогда не «бросит щита». Поэт представляет себя в доспехах и хладнокровно измеряет «вражду». Жизнь теряет без борьбы смысл и даже перед лицом гибели лирический герой принимает ее только такой.
Стихотворение написано двадцативосьмилетним Блоком в пору творческой зрелости. Оно перекликается с лермонтовским стихотворением «Благодарность», незаконченная строфа из которого взята эпиграфом. Но не привнес в свое произведение скрытой иронии и сарказма, имеющегося в стихотворении Лермонтова. Напротив «О, весна без конца и без краю…» — радостный и неподдельно искренний манифест жизненных установок Блока, гимн борьбе, любви, ненависти, вражде и в целом жизни, во всех ее проявлениях.
«Ожидание»
На значке нарисованы песочные часы. С помощью ожидания можно ждать наступления какого-нибудь события. Если это событие наступит, то происходит переход программы к другой части.
Всего есть тринадцать вкладок с типами сенсоров, кнопками, счетчиками и т.д. в блоке ожидания EV3:
- Кнопки управления модулем
- Датчик цвета
- Гироскопический датчик
- Инфракрасный датчик
- Вращение мотора
- Температурный датчик
- Таймер
- Датчик касания
- Ультразвуковой датчик
- Счетчик электроэнергии
- Датчик звука NXT
- Обмен сообщениями
- Время
Блок «Ожидание» Lego Mindstorms EV3 У каждой закладки есть режимы сравнения, изменения или обновления, которые имеют свои подпункты. В целом это мощный инструмент, позволяющий создавать сложные программы, зависящие от конкретных условий.
«Ты в комнате один сидишь…».
Ты в комнате один сидишь.
Ты слышишь?
Я знаю: ты теперь не спишь…
Ты дышишь и не дышишь.
Зачем за дверью свет погас?
Не бойся!
Я твой давно забытый час,
Стучусь — откройся.
Я знаю, ты теперь в бреду,
Мятежный!
Я всё равно к тебе войду,
Старинный друг и нежный…
Не бойся вспоминать меня:
Ты был так молод…
Ты сел на белого коня,
И щеки жег осенний холод!
Ты полетел туда, туда —
В янтарь закатный!
Немудрый, знал ли ты тогда
Свой нищий путь возвратный?
Теперь ты мудр: не прекословь —
Что толку в споре?
Ты помнишь первую любовь
И зори, зори, зори?
Зачем склонился ты лицом
Так низко?
Утешься: ветер за окном —
То трубы смерти близкой!
Открой, ответь на мой вопрос:
Твой день был ярок?
Я саван царственный принес
Тебе в подарок!
Март 1909.
Сны
И пора уснуть, да жалко, Не хочу уснуть! Конь качается качалка, На коня б скакнуть!
Луч лампадки, как в тумане, Раз-два, раз-два, раз!.. Идет конница… а няня Тянет свой рассказ…
Внемлю сказке древней, древней О богатырях, О заморской, о царевне, О царевне… ах…
Раз-два, раз-два! Конник в латах Трогает коня И манит и мчит куда-то За собой меня…
За моря, за океаны Он манит и мчит, В дымно-синие туманы, Где царевна спит…
Спит в хрустальной, спит в кроватке Долгих сто ночей, И зеленый свет лампадки Светит в очи ей…
Под парчами, под лучами Слышно ей сквозь сны, Как звенят и бьют мечами О хрусталь стены…
С кем там бьется конник гневный, Бьется семь ночей? На седьмую – над царевной Светлый круг лучей…
И сквозь дремные покровы Стелятся лучи, О тюремные засовы Звякают ключи…
Сладко дремлется в кроватке. Дремлешь? – Внемлю… сплю. Луч зеленый, луч лампадки, Я тебя люблю!
Октябрь 1912
«Возмездие», анализ поэмы Александра Блока
Когда поэт стремится выразить свои чувства, он пишет стихотворение. В небольшом произведении может быть заключена целая жизнь, как в стихотворении А. С. Пушкина «Я вас любил. ». Но если поэту мало просто выплеснуть свои эмоции, если он стремится запечатлеть исторические события или целую эпоху, на помощь приходит уже лиро-эпический жанр — поэма.
В поэме Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» отражена эпоха посткрепостнической России, а в поэме А. Т. Твардовского «По праву памяти» нашла отражение вся сталинская эпоха. Русский поэт-символист Александр Блок тоже создал дело всей жизни — поэму «Двенадцать». посвященную Октябрьской революции 1917 года, где выразил свое символистическое отношение к этому историческому событию. Но гораздо раньше он начал работать над другой поэмой — «Возмездие» .
В 1909 году умирает в Варшаве Александр Львович Блок, отец поэта, с которым, по сути, сам Александр почти не общался, в силу сложившихся семейных обстоятельств. Но вернувшись с похорон, поэт задумывает поэму «Возмездие». Взяв за основу судьбу своего рода, Блок стремился создать грандиозное произведение, своеобразный роман в стихах, новую «энциклопедию русской жизни», как когда-то Пушкин в «Евгении Онегине».
Предполагалось, что это будет широкое повествование, охватывающее события русской и европейской истории с конца XIX до начала XX века. Повествование о судьбе «рода» должно было перемежаться различными лирическими и философскими отступлениями, описывать портреты десятков действующих лиц.
Блок читал в присутствии друзей-символистов пролог и первую главу «Возмездия». И если одних она поразила свежестью восприятия истории, предметностью, бытовыми зарисовками — всем тем, что, по существу, было запретным для символистов, то Андрей Белый, Вяч. Иванов и другие апологеты этого течения «метали громы и молнии». Они увидели разложение, результат богоотступничества, преступление и гибель. Блок не умел защищаться, он был подавлен, и поэма, оставшись незавершенной, легла в стол, где и пролежала почти до самой смерти. Только в 1921 году Блок вновь обращается к незаконченной поэме, чтобы если не закончить, то хотя бы привести в порядок. Так формально она и осталась недописанной, ведь во все академические сборники вошли только пролог, первая глава и незаконченные обрывки второй и третьей.
В «Предисловии», написанном перед смертью, Блок объяснил замысел поэмы и ее название, использовав слова Г. Ибсена «Юность — это возмездие». Он написал, что в 1921 году, когда революция уже произошла, нет смысла заканчивать поэму, «полную революционных предчувствий». Поэма должна была состоять из пролога, трех больших глав и эпилога, а каждая глава должна быть «обрамлена описанием событий мирового значения», чтобы «они составляли её фон».
Пролог начинается с обращения к художнику, который должен верить в «начала и концы», ведь ему «дано бесстрастной мерой измерить все», что он видит. Он призывает :
Сотри случайные черты — И ты увидишь: мир прекрасен.
В конце пролога звучит мысль о роде, о том, что это единая цепь, что каждое звено цепи — отражение в сыне отца, а два-три звена — это «новая порода». Конечно, он имел в виду и своего отца, которого почти не знал и полюбил, увидев мертвым в гробу.
Первая глава поэмы. посвященная «веку девятнадцатому, жестокому веку». описывает события 70-х годов, когда развивалось народовольчество и в одной из либеральных семей появился молодой красавец, похожий на Байрона и демона одновременно. Всем современникам было ясно, что это отец Блока, Александр Львович. В поэме нашел отражение реальный эпизод из жизни, когда его красоту отметил сам Достоевский и даже хотел сделать его героем одного из своих романов.
Этот «демон» постепенно обосновался в интеллигентной семье, а потом «скромно руку предложил» младшей дочери и «в даль увез ее с собой» — в Варшаву, где после защиты диссертации принял кафедру. Через два года дочь вернулась без него, но с сыном на руках. Вторая глава поэтому посвящена сыну «демона» — «бесчувственному сыну нашего века» .
Третья глава описывает, как закончил жизнь отец, как изменился этот яркий «демон». Действие разворачивается в Варшаве, где действительно жил и умер Александр Львович. По замыслу поэта, над свежей могилой отца его сын должен был бы восстановить утраченное звено родовой цепи — уступить место уже своему сыну. Но так получилось, что в год, когда умер отец, умер и новорожденный сын Блока и его жены, Любови Дмитриевны. Возможно, из-за этого поэма так и не была закончена.
В поэме «Возмездие» Блок выступил прямым наследником пушкинского реализма: он описал конец русского дворянства, но расставался с этим прошлым без излишней скорби, понимая, что история идет вперед, а «мир всегда прекрасен» .
Дым от костра струею сизой…
Не уходи. Побудь со мною, Я так давно тебя люблю. Дым от костра струею сизой Струится в сумрак, в сумрак дня. Лишь бархат алый алой ризой, Лишь свет зари – покрыл меня.
Все, все обман, седым туманом Ползет печаль угрюмых мест. И ель крестом, крестом багряным Кладет на даль воздушный крест…
Подруга, на вечернем пире, Помедли здесь, побудь со мной. Забудь, забудь о страшном мире, Вздохни небесной глубиной.
Смотри с печальною усладой, Как в свет зари вползает дым. Я огражу тебя оградой – Кольцом из рук, кольцом стальным.
Я огражу тебя оградой – Кольцом живым, кольцом из рук. И нам, как дым, струиться надо Седым туманом – в алый круг.
Август 1909
На поле Куликовом
— 1 —
Река раскинулась. Течет, грустит лениво
И моет берега.
Над скудной глиной желтого обрыва
В степи грустят стога.
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!
Наш путь — стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь.
Наш путь — степной, наш путь — в тоске безбрежной —
В твоей тоске, о, Русь!
И даже мглы — ночной и зарубежной —
Я не боюсь.
Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
Степную даль.
В степном дыму блеснет святое знамя
И ханской сабли сталь…
И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль…
Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль…
И нет конца! Мелькают версты, кручи…
Останови!
Идут, идут испуганные тучи,
Закат в крови!
Закат в крови! Из сердца кровь струится!
Плачь, сердце, плачь…
Покоя нет! Степная кобылица
Несется вскачь!
7 июня 1908 года
— 2 —
Мы, сам-друг, над степью в полночь стали:
Не вернуться, не взглянуть назад.
За Непрядвой лебеди кричали,
И опять, опять они кричат…
На пути — горючий белый камень.
За рекой — поганая орда.
Светлый стяг над нашими полками
Не взыграет больше никогда.
И, к земле склонившись головою,
Говорит мне друг: «Остри свой меч,
Чтоб недаром биться с татарвою,
За святое дело мёртвым лечь!»
Я — не первый воин, не последний,
Долго будет родина больна.
Помяни ж за раннею обедней
Мила друга, светлая жена!
8 июня 1908 года
— 3 —
В ночь, когда Мамай залег с ордою
Степи и мосты,
В темном поле были мы с Тобою, —
Разве знала Ты?
Перед Доном темным и зловещим,
Средь ночных полей,
Слышал я Твой голос сердцем вещим
В криках лебедей.
С полуночи тучей возносилась
Княжеская рать,
И вдали, вдали о стремя билась,
Голосила мать.
И, чертя круги, ночные птицы
Реяли вдали.
А над Русью тихие зарницы
Князя стерегли.
Орлий клёкот над татарским станом
Угрожал бедой,
А Непрядва убралась туманом,
Что княжна фатой.
И с туманом над Непрядвой спящей,
Прямо на меня
Ты сошла, в одежде свет струящей,
Не спугнув коня.
Серебром волны блеснула другу
На стальном мече,
Освежила пыльную кольчугу
На моем плече.
И когда, наутро, тучей черной
Двинулась орда,
Был в щите Твой лик нерукотворный
Светел навсегда.
14 июня 1908 года
— 4 —
Опять с вековою тоскою
Пригнулись к земле ковыли.
Опять за туманной рекою
Ты кличешь меня издали…
Умчались, пропали без вести
Степных кобылиц табуны,
Развязаны дикие страсти
Под игом ущербной луны.
И я с вековою тоскою,
Как волк под ущербной луной,
Не знаю, что делать с собою,
Куда мне лететь за тобой!
Я слушаю рокоты сечи
И трубные крики татар,
Я вижу над Русью далече
Широкий и тихий пожар.
Объятый тоскою могучей,
Я рыщу на белом коне…
Встречаются вольные тучи
Во мглистой ночной вышине.
Вздымаются светлые мысли
В растерзанном сердце моём,
И падают светлые мысли,
Сожжённые тёмным огнём…
«Явись, мое дивное диво!
Быть светлым меня научи!»
Вздымается конская грива…
За ветром взывают мечи…
31 июля 1908 года
— 5 —
И мглою бед неотразимых
Грядущий день заволокло.
Вл. Соловьев
Опять над полем Куликовым
Взошла и расточилась мгла,
И, словно облаком суровым,
Грядущий день заволокла.
За тишиною непробудной,
За разливающейся мглой
Не слышно грома битвы чудной,
Не видно молньи боевой.
Но узнаю тебя, начало
Высоких и мятежных дней!
Над вражьим станом, как бывало,
И плеск и трубы лебедей.
Не может сердце жить покоем,
Недаром тучи собрались.
Доспех тяжел, как перед боем.
Теперь твой час настал. — Молись!
23 декабря 1908 года
*****
«Итальянские стихи», «Разные стихотворения», «Арфа и скрипки», «Кармен»
Цикл «Итальянские стихи» в третьем томе кажется чужеродным. В этом сборнике поэт определяет позицию «чистого искусства» как «творческую ложь». Еще одним вопросом, которым задается поэт и ставит в сборнике – это вопрос о соотношении культуры и цивилизации. В современной цивилизации Блок видит бездуховно, следовательно, разрушительное начало. В стихах этого цикла тесно переплетены мотивы отчаяния, горечи, надежды, любви и веры в силу искусства. Стихотворения сборника были написаны под впечатлением поэта от путешествия в Италии, которое было попыткой преодолеть тяжелый душевный кризис.
В цикле «Разные стихотворения» содержатся произведения на разные темы. Здесь и стихи на тему «поэта и поэзии», и тема поиска. Тематический диапазон цикла «Арфы и скрипки» чрезвычайно широк. Верность либо неверность человека «духу музыки» может быть выражена в разнообразных проявлениях, от душевных взлетов до ее падения перед «страшным миром».
Цикл «Кармен» посвящен оперной певице Л. А. Дельмас. В нем Кармен – идеал возлюбленной.
«Она, как прежде, захотела…».
Она, как прежде, захотела
Вдохнуть дыхание свое
В мое измученное тело,
В мое холодное жилье.
Как небо, встала надо мною,
А я не мог навстречу ей
Пошевелить больной рукою,
Сказать, что тосковал о ней…
Смотрел я тусклыми глазами,
Как надо мной она грустит,
И больше не было меж нами
Ни слов, ни счастья, ни обид…
Земное сердце уставало
Так много лет, так много дней…
Земное счастье запоздало
На тройке бешеной своей!
Я, наконец, смертельно болен,
Дышу иным, иным томлюсь,
Закатом солнечным доволен
И вечной ночи не боюсь…
Мне вечность заглянула в очи,
Покой на сердце низвела,
Прохладной влагой синей ночи
Костер волненья залила…
30 Июля 1908.
Шаги командора.
В.А. Зоргенфрею.
Тяжкий, плотный занавес у входа,
За ночным окном — туман.
Что́ теперь твоя постылая свобода,
Страх познавший Дон-Жуан?
Холодно и пусто в пышной спальне,
Слуги спят, и ночь глуха.
Из страны блаженной, незнакомой, дальней
Слышно пенье петуха.
Что́ изменнику блаженства звуки?
Миги жизни сочтены.
Донна Анна спит, скрестив на сердце руки,
Донна Анна видит сны…
Чьи черты жестокие застыли,
В зеркалах отражены?
Анна, Анна, сладко ль спать в могиле?
Сладко ль видеть неземные сны?
Жизнь пуста, безумна и бездонна!
Выходи на битву, старый рок!
И в ответ — победно и влюбленно —
В снежной мгле поет рожок…
Пролетает, брызнув в ночь огнями,
Черный, тихий, как сова, мотор,
Тихими, тяжелыми шагами
В дом вступает Командор…
Настежь дверь. Из непомерной стужи,
Словно хриплый бой ночных часов —
Бой часов: «Ты звал меня на ужин.
Я пришел. А ты готов?..»
На вопрос жестокий нет ответа,
Нет ответа — тишина.
В пышной спальне страшно в час рассвета,
Слуги спят, и ночь бледна.
В час рассвета холодно и странно,
В час рассвета — ночь мутна.
Дева Света! Где ты, донна Анна?
Анна! Анна! — Тишина.
Только в грозном утреннем тумане
Бьют часы в последний раз:
Донна Анна в смертный час твой встанет.
Анна встанет в смертный час.
Сентябрь 1910 — 16 февраля 1912.
«О, весна без конца и без краю…» А.Блок
О, весна без конца и без краю — Без конца и без краю мечта! Узнаю тебя, жизнь! Принимаю! И приветствую звоном щита!
Принимаю тебя, неудача, И удача, тебе мой привет!
В заколдованной области плача, В тайне смеха — позорного нет!
Принимаю бессонные споры, Утро в завесах темных окна, Чтоб мои воспаленные взоры Раздражала, пьянила весна!
Принимаю пустынные веси! И колодцы земных городов! Осветленный простор поднебесий И томления рабьих трудов!
И встречаю тебя у порога — С буйным ветром в змеиных кудрях, С неразгаданным именем бога На холодных и сжатых губах…
Перед этой враждующей встречей Никогда я не брошу щита… Никогда не откроешь ты плечи… Но над нами — хмельная мечта!
И смотрю, и вражду измеряю, Ненавидя, кляня и любя: За мученья, за гибель — я знаю — Все равно: принимаю тебя!
Анализ стихотворения Блока «О, весна без конца и без краю…»
Александр Блок – достаточно сложный и многогранный поэт, произведения которого имеют свой подтекст, поэтому не могут восприниматься буквально. Отчасти это связано с символизмом, приверженцем которого долгие годы был автор. Однако в большей степени трактовка стихов Блока осложняется тем, что в них автор вкладывал ему лишь одному известный смысл, проследить который можно, если сопоставлять факты из биографии поэта.
Последнее напутствие
Боль проходит понемногу, Не навек она дана. Есть конец мятежным стонам. Злую муку и тревогу Побеждает тишина.
Ты смежил больные вежды, Ты не ждешь – она вошла. Вот она – с хрустальным звоном Преисполнила надежды, Светлым кругом обвела.
Слышишь ты сквозь боль мучений, Точно друг твой, старый друг, Тронул сердце нежной скрипкой? Точно легких сновидений Быстрый рой домчался вдруг?
Это – легкий образ рая, Это – милая твоя. Ляг на смертный одр с улыбкой, Тихо грезить, замыкая Круг постылый бытия.
Протянуться без желаний, Улыбнуться навсегда. Чтоб в последний раз проплыли Мимо, сонно, как в тумане, Люди, зданья, города…
Чтобы звуки, чуть тревожа Легкой музыкой земли, Прозвучали, потомили Над последним миром ложа И в иное увлекли…
Лесть, коварство, слава, злато – Мимо, мимо, навсегда… Человеческая тупость – Все, что мучило когда-то, Забавляло иногда…
И опять – коварство, слава, Злато, лесть, всему венец – Человеческая глупость, Безысходна, величава, Бесконечна… Что ж, конец?
Нет… еще леса, поляны, И проселки, и шоссе, Наша русская дорога, Наши русские туманы, Наши шелесты в овсе…
А когда пройдет все мимо, Чем тревожила земля, Та, кого любил ты много, Поведет рукой любимой В Елисейские поля.
14 мая 1914
Новая Америка
Праздник радостный, праздник великий, Да звезда из-за туч не видна… Ты стоишь под метелицей дикой, Роковая, родная страна.
За снегами, лесами, степями Твоего мне не видно лица. Только ль страшный простор пред очами, Непонятная ширь без конца?
Утопая в глубоком сугробе, Я на утлые санки сажусь. Не в богатом покоишься гробе Ты, убогая финская Русь!
Там прикинешься ты богомольной, Там старушкой прикинешься ты, Глас молитвенный, звон колокольный, За крестами – кресты, да кресты…
Только ладан твой синий и росный Просквозит мне порою иным… Нет, не старческий лик и не постный Под московским платочком цветным!
Сквозь земные поклоны, да свечи, Ектеньи, ектеньи, ектеньи – Шепотливые, тихие речи, Запылавшие щеки твои…
Дальше, дальше… И ветер рванулся, Черноземным летя пустырем… Куст дорожный по ветру метнулся, Словно дьякон взмахнул орарем…
А уж там, за рекой полноводной, Где пригнулись к земле ковыли, Тянет гарью горючей, свободной, Слышны гуды в далекой дали…
Иль опять это – стан половецкий И татарская буйная крепь? Не пожаром ли фески турецкой Забуянила дикая степь?
Нет, не видно там княжьего стяга, Не шеломами черпают Дон, И прекрасная внучка варяга Не клянет половецкий полон…
Нет, не вьются там по ветру чубы, Не пестреют в степях бунчуки… Там чернеют фабричные трубы, Там заводские стонут гудки.
Путь степной – без конца, без исхода, Степь, да ветер, да ветер, – и вдруг Многоярусный корпус завода, Города из рабочих лачуг…
На пустынном просторе, на диком Ты все та, что была, и не та, Новым ты обернулась мне ликом, И другая волнует мечта…
Черный уголь – подземный мессия, Черный уголь – здесь царь и жених, Но не страшен, невеста, Россия, Голос каменных песен твоих!
Уголь стонет, и соль забелелась, И железная воет руда… То над степью пустой загорелась Мне Америки новой звезда!
12 декабря 1913
Посещение
Г о л о с
То не ели, не тонкие ели На закате подъемлют кресты, То в дали снеговой заалели Мои нежные, милый, персты. Унесенная белой метелью В глубину, в бездыханность мою, – Вот я вновь над твоею постелью Наклонилась, дышу, узнаю… Я сквозь ночи, сквозь долгие ночи, Я сквозь темные ночи – в венце. Вот они – еще синие очи На моем постаревшем лице! В твоем голосе – возгласы моря, На лице твоем – жала огня, Но читаю в испуганном взоре, Что ты помнишь и любишь меня.
В т о р о й г о л о с
Старый дом мой пронизан метелью, И остыл одинокий очаг. Я привык, чтоб над этой постелью Наклонился лишь пристальный враг. И душа для видений ослепла, Если вспомню, – лишь ветр налетит, Лишь рубин раскаленный из пепла Мой обугленный лик опалит! Я не смею взглянуть в твои очи, Все, что было, – далеко оно. Долгих лет нескончаемой ночи Страшной памятью сердце полно.
Сентябрь 1910С. Шахматово
Стихи о России – связь судьбы Блока с судьбой Родины
Главный цикл третьей книги — «Родина». Николай Гумилев писал: «Перед Блоком стоят два сфинкса, заставляющие его петь и плакать своими неразрешимыми загадками: Россия и собственная душа». Блок считал, что России суждена мессианская роль духовного спасения мира.
В стихотворении «Русь» (1906 г). лирический герой, погружаясь в сон, видит волшебные и мистические действа, из которых складывается образ России, окутанный вековыми тайнами и преданиями старины, воплотившей в себе и грех, и святость. Ему снится водоворот ночных хороводов разноликих народов, колдуны, «ведуны с ворожеями», ведьмы с чертями. В этой дремоте он узнает нищету бескрайних просторов необычайной страны, представляющейся в лохмотьях, но не запятнавшей «первоначальной чистоты» и почивающей в своих тайнах.
В пророческом стихотворении«Россия» (1908 г.) – Блоку его страна в начале XX в. видится все такой же, как и в «годы золотые»: расхлябанные колеи дорог, в которых вязнут колеса убогой повозки, серые избы. Россия представлена в образе обманутой женщины с разбойной красой и прекрасными чертами, в узорном платке до бровей, от слез которой реки становятся все шумней.Нищая, она не жалости достойна, ибо все вынесет, не пропадет и не сгинет.
В цикле «На поле Куликовом» (1908 г.) отразились размышления о прошлом и будущем Родины. Куликовская битва была победой не столько военной, сколько моральной, победой национального самосознания. Для Блока это сражение стало символическим событием в истории России, которому суждено возвращаться. Борьба за национальную независимость будет для России «вечным боем».
Само сражение не описано, только стремительное движение к полю боя и ночь перед сражением, важно состояние воина накануне решающей схватки, готового умереть за святое дело. Образ Богородицы ощутим в криках лебедей, в струящихся лучах рассвета, в блеснувшем отражении волны на мече, на кольчуге и щите
Последние строки обращены к каждому, чье сердце не может жить покоем.
Петроградское небо мутилось дождем…
Петроградское небо мутилось дождем, На войну уходил эшелон. Без конца – взвод за взводом и штык за штыком Наполнял за вагоном вагон.
В этом поезде тысячью жизней цвели Боль разлуки, тревоги любви, Сила, юность, надежда… В закатной дали Были дымные тучи в крови.
И, садясь, запевали Варяга одни, А другие – не в лад – Ермака, И кричали ура, и шутили они, И тихонько крестилась рука.
Вдруг под ветром взлетел опадающий лист, Раскачнувшись, фонарь замигал, И под черною тучей веселый горнист Заиграл к отправленью сигнал.
И военною славой заплакал рожок, Наполняя тревогой сердца. Громыханье колес и охрипший свисток Заглушило ура без конца.
Уж последние скрылись во мгле буфера, И сошла тишина до утра, А с дождливых полей все неслось к нам ура, В грозном клике звучало: пора!
Нет, нам не было грустно, нам не было жаль, Несмотря на дождливую даль. Это – ясная, твердая, верная сталь, И нужна ли ей наша печаль?
Эта жалость – ее заглушает пожар, Гром орудий и топот коней. Грусть – ее застилает отравленный пар С Галицийских кровавых полей…
1 сентября 1914
«О доблестях, о подвигах, о славе…».
О доблестях, о подвигах, о славе
Я забывал на горестной земле,
Когда твое лицо в простой оправе
Передо мной сияло на столе.
Но час настал, и ты ушла из дому.
Я бросил в ночь заветное кольцо.
Ты отдала свою судьбу другому,
И я забыл прекрасное лицо.
Летели дни, крутясь проклятым роем…
Вино и страсть терзали жизнь мою…
И вспомнил я тебя пред аналоем,
И звал тебя, как молодость свою…
Я звал тебя, но ты не оглянулась,
Я слезы лил, но ты не снизошла.
Ты в синий плащ печально завернулась,
В сырую ночь ты из дому ушла.
Не знаю, где приют своей гордыне
Ты, милая, ты, нежная, нашла…
Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий,
В котором ты в сырую ночь ушла…
Уж не мечтать о нежности, о славе,
Всё миновалось, молодость прошла!
Твое лицо в его простой оправе
Своей рукой убрал я со стола.
30 Декабря 1908.
Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться?..
Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться?
Царь, да Сибирь, да Ермак, да тюрьма!
Эх, не пора ль разлучиться, раскаяться…
Вольному сердцу на что твоя тьма?
Знала ли что? Или в бога ты верила?
Что там услышишь из песен твоих?
Чудь начудила, да Меря намерила
Гатей, дорог да столбов верстовых…
Лодки да грады по рекам рубила ты,
Но до Царьградских святынь не дошла…
Соколов, лебедей в степь распустила ты —
Кинулась из степи черная мгла…
За море Черное, за море Белое
В черные ночи и в белые дни
Дико глядится лицо онемелое,
Очи татарские мечут огни…
Тихое, долгое, красное зарево
Каждую ночь над становьем твоим…
Что же маячишь ты, сонное марево?
Вольным играешься духом моим?
19 июля 1910 года
*****