А. С. ПУШКИНУ
Твое рожденье здесь, и сердце здесь твое
Забилось первым впечатленьем.
Благодарю тебя! Ты скрасил бытие
Своим волшебным вдохновеньем.
Я, раб твой преданный, так любящий тебя,
Бессилен высказать, что ты творил, великий!
Сойди, благослови незримо и любя
Под благодарственные клики.
Здесь вижу облик твой: бессмертный и простой,
Стоишь ты грустно молчаливым,
Еще задумчивый над суетной толпой,
Но созванной твоим призывом!
Вокруг тебя гремит стоустая молва…
И верь, благой пророк зиждительного слова,
Не раз благодарить придет тебя Москва,
И Русь, и целый свет – еще, опять и – снова!
24 мая 1899
Москва
СТАНСЫ
Лишь только зрячие разбудят,
В испуге смотрим мы назад:
Непонимающие – судят,
И ослепленные – казнят.
В унылом мраке заточенья,
В позоре, страхе и нужде
Идут живые поколенья,
Борясь и мучаясь везде.
О, дайте страсти, дайте доли,-
Они ведь отзвук старины.
Они родились поневоле
И сладко грезят в дни весны.
Всё, что отцы не досказали,
Что деды мыслили в тиши,
Что назревало в дни печали,
То им внедрилось в глубь души.
Мгновенно вспыхнуло, созрело…
И вот уж новые сердца
Себе иного ищут дела,
Иного требуют конца.
Зачем же муки и гоненья?
Они с грядущим заодно,
Они былого поколенья
Перебродившее вино!
4 июня 1902
ПРОШЕДШЕЕ “Я”
Неясной дымкой даль объята,
К закату клонится мой день.
И я не тот, как был, когда-то,
И прежний “я” следит, как тень,
Следит всегда, следит повсюду,
Не отступает ни на шаг,
И говорит мне: не забуду
Тебя, мой друг, тебя, мой враг!
Тебя я нянчил в колыбели,
С тобою в детстве я играл,
С тобой мы вместе песни пели,
Когда во мне ты расцветал!
Ты первый выпил за здоровье
Моих надежд и юных сил,
Твое слезами изголовье
Не я ли первый оросил?
Чем ты старее год от года,
Тем я моложе день от дня.
Твоя любовь, твоя природа
Цветет и зреет для меня.
Союз наш верен и чудесен,
Ты голос мой, и я – твой звук,
И первый я умру без песен,
И ты второй – умрешь от мук.
Недаром мы сжились с тобою,
Недаром вместе рождены.
Ты – дух, творящий под грозою,
Я – дух забытой тишины.
Недаром страсти в нас метались,
И после смерти роковой,
Как в довременности сливались,-
Сольемся в вечности одной…
‹1900›
НЕЗДОРОВЬЕ
Свечи ль зажгут – лягут тени огромные,
Странные тени в углах.
Свечи погасят – и в комнаты темные
Крадется шепчущий страх.
Клонит ко сну, но дремота тревожная
Черный являет кошмар.
Что-то ужасное, что-то безбожное
Мозг обожгло, что угар.
Встанешь – как плети лежат непослушные
Руки… И ноги болят…
Воздуха! Воздуха! Комната душная.
Мучает жажда, как яд.
Долгая ночь, точно вечность глубокая…
Скоро ли белый рассвет?
Небо всё в звездах, немое, стоокое,
Смотрит мильонами лет.
Тихо узоры обоев сливаются…
Дума язвит, как стрела:
Люди приходят и люди кончаются!
Скоро ли кончится мгла?
День всепобедный, скорее!.. Мучительно
Жажду я видеть рассвет…
Что же так маятник холодит медлительно,
Точно движения нет!
1903
ПОСЛЕ ДОЖДЯ
Нa кленах молодых еще слезой сверкает
Роса весеннего дождя.
Еще весенний гром далеко громыхает,
На запад отходя.
Обрызганный цветник стыдлив и ароматен,
Смежил цветы табак.
Между настурций он как снег меж алых пятен,
И ждет вечерний мрак.
Еще светло. Но тень длиннее и длиннее,
Вечерняя заря
Роняет косо луч… И длинная аллея
Прияла отблеск янтаря.
Горит вся золотом стеклянная теплица,
Как огненный рубин.
Сверкает дождь в листве… Но засыпает птица,
И сладок сон провеянных вершин.
Привет тебе, о вечер нисходящий!
Привет, прошедшая гроза!
Привет тебе, сверкнувшая над чащей
Небес стыдливых бирюза!
1903
ОСЕНЬ
Уж холодом веет осенним.
И мнится, вершины шумят:
“Мы плащ зеленеющий сменим
На ярко-пурпурный наряд”.
И мнится, цветы, увядая,
Друг другу прощальный поклон
Шлют молча, головки склоняя,
Как в день роковых похорон.
И вечер осенний так кроток,
И грусть его сердцу мила,
Как свет из больничных решеток,
Как дыма кадильного мгла.
Природа устала, и скоро
Ко сну ее клонит недуг,
Но жизнь суетная для взора,
Для сердца все та же вокруг.
Со стуком проехали дровни,
На улице стало темней,
И запах кофейной жаровни
Пахнул из открытых сеней.
Там цепь фонарей потонула
В дали, отуманенной сном,
Там ранняя лампа мелькнула
В окне красноватым пятном.
И в темной аллее бульвара
Под вечер разлуки немой
Гуляет унылая пара,
Шумя несметенной листвой.
‹1900›
ДЕКАДЕНТАМ
Бледная, с поблекшими чертами,
А в очах огонь безумных грез,
Вот она!.. Вокруг ее – хаос
И жрецы с подъятыми власами.
Бьют они в горячечную грудь,
И вопят они о чем-то непонятном,
Но не их кадилом – ароматным
Свежим воздухом пора вздохнуть!
Прочь, рабы! И прочь, князья уродства,
Душен ваш бесчувственный огонь…
Прочь, фигляры! Маску донкихотства
Пусть сорвет с вас дерзкая ладонь!
Нет, не гром вас божий покарает,
Хохот черни злобно вас убьет…
Ваша Муза – как больной урод,
Что себя собою утешает!
Чернь дерзка, но искренна порой…
Ваша Муза – мумия пред нею…
И пророк грядущего – метлой
Вас прогонит, с вами – вашу фею,
Вашу Музу с гаерской клюкой!
1900
ИЛЛЮЗИИ
Вы знаете ль тог мир иллюзий золотых,
Где всё напоено святым очарованьем,
Где нет докучной лжи и нет цепей земных,
Где даже хищный зверь проникнут состраданьем,-
Вы знаете ль тот мир иллюзий золотых?
Вы знаете ль тех сфер заоблачный чертог,
Где истина живет и счастье процветает,-
Там высятся дворцы. Но зависть на порог
Стоглазою змеей туда не подползает,-
Вы знаете ль тех сфер заоблачный чертог?
Там небеса без гроз, без бури рокот волн,
В таинственных садах, над благозвучной чащей
Гармонией живой вечерний сумрак полн,
Весь запахом цветов, весь звездами горящий
И в синей вышине, и в плеске темных волн.
Не дышит красота там холодом сердец,
И вздохи в нежный гимн слагаются счастливо.
Светло начало там, еще светлей конец,
И память прошлое хранит благочестиво.
Не дышит красота там холодом сердец.
Вы знаете ль тот мир иллюзий золотых?
Проникнулись ли вы святым очарованьем?
И если были там, то мрак степей мирских
Вам будет миражом, родным воспоминаньем
Заоблачной страны иллюзий золотых!..
1900
НА ПОЛЮСЕ
Драматическая фантазия
Царь снегов. Северное сияние.
3има. Мираж.
Льдины. Призраки.
Молчание.
Царь снегов
Мой трон блестит игрою звездной,
Когда, как кровь, алеет день.
Плывет дыханьем пар морозный
От ледяных его ступень.
Молчанье спит, не слышно эха,
Повсюду блеск и серебро.
И солнца шар, как бы ядро
Окровавлённого ореха,
Горит в далекой вышине…
И я живу – и страшно мне!
Исхода нет…
Зима
О, старец-царь!
Сюда от стужи я и скуки…
Меня знобит, трясутся руки…
0, подогрей зари алтарь,-
Дохни!
Царь снегов
Ах, я над ней не властен,
Она бледней – едва дохну…
Зима
О царь, зажги тогда луну,
Ты к ней так нежен, так пристрастен.
Заря гаснет. Восходит луна.
Призраки
Безучастная святыня,
Вдохновенная луна!
Здесь морозы, здесь пустыня,
Тишина… И тишина!
Мы не молимся, не плачем,
Одиноки и сильны,
Мы пути еще означим
В этот сумрак тишины!
Зажигается северное сияние.
Северное сияние
Родилося… Зажглося…
Мгновением живу!
Я – светоч из хаоса
И сон я наяву.
Морозами умоюсь,
Растаю в вышине…
Моя отчизна – полюс,
И смерть моя в огне.
Тает. Идут льдины.
Льдины
Нас побеждают!..
Покой наш разрушен.
Тают и тают,
И воздух нам душен!
Ломят нам спины
Парами, железом…
Бедные льдины,-
Трещим под нарезом.
Горе нам, горе!
Кто-то с востока
Тянет нас в море
Далёко… далёко!..
Даль озаряется электричеством. Слышно громыхание кораблей.
В вышине показываются воздушные шары.
Молчание
Кто потревожил меня?
Кто? Я дремало от века!
Страшны мне грохоты нового дня,
Страшен напор человека!
Кто потревожил меня?
Является мираж в заре забрезжившего утра. Вырисовываются
в вышине башни, мачты кораблей, трубы. Проходят силуэты людей,
едут повозки, мчатся всадники, проезжают орудия и развеваются
знамена.
Мираж
О, пробудися, царь снегов,
Взгляни на вещую картину!
Твою морозную равнину
Шатают полчища врагов.
Льдины
Мы девственно-чисты,
Мы нежно-светлы.
И белые сфинксы —
Медведи полярные —
В объятиях наших
Лежат целомудренно!
О, что от нас надобно?
Нас рушат, мы падаем,
Теснимся, и в натиске
Впервые озлоблены.
О, дайте молчание
И мир неподвижности…
О, призраки, призраки!
Спасите!.. Мы рушимся!
Призраки появляются в туманах и принимают очертания южных
растений и зверей.
Призраки
Мы – ополчаемся,
Призраки властные!
Мы – облекаемсл
В ткани ужасные!
Где наши лилии звездные,-
Тонкие иглы от инея?
Где наши звездочки синие,
Пальмы на льдинах морозные?
Мы облекаемся в трепет…
Нет у нас больше молчания:
В нас пробуждается лепет,
Соки и жажда желания…
Льдины
Хрусталь наш девственный,
Покров невинности,
Ужель омочите
Вы кровью алою?
Призраки
Нет, не мы!.. а те, другие,
Чье дыханье веет тут,-
Ставят сети роковые,
Гонят, ломят и гнетут!
Ополчайтеся все силы
Наших северных ветров,-
И молчание могилы
Охраняйте от врагов!
В снежных безднах, в синих глыбах
Возмутите свой хаос
И на бешеных изгибах
Бросьте вызов в царство гроз!..
Налетают вихри; вздуваются льдины, колеблется почва, и Молчание подымает смерч. Клубы волн врываются на полюс, рушатся ледяные горы. Вдали слышны вопли, звуки колоколов и набата.
Океаны выступают из берегов.
Октябрь 1901
Двоемирие К.М. Фофанова в интимной и философской лирике: стихотворения со смешанной формой высказывания
В литературоведении аргументированно доказано, что в стихотворениях со смешанной формой высказывания «слово лирического «я» обращено то на изображение самого себя (что и дает основание говорить о самоанализе), то на другого, выступающего в форме «он», «она», они»»1. В текстах данного типа субъектом речи остается лирическое «я»; косвенный адресат речи, напротив, неоднороден и может быть представлен разными местоименными формами, переходящими от одного лица к другому («ты» — «она» — «он» — «они»), а объектом изображения оказывается как носитель речи, так и его адресат. Отличительной художественной особенностью этих лирических произведений является то, что они построены «как переход от изображения «я» к изображению другого», а их «субъектно-образная структура .. . позволяет свободно варьировать объем изображения мира «я» и мира «он»»1.
Смешанная форма высказывания организует лирические произведения Фофанова философской и любовной тематики: «Когда мне в первый раз пришлось увидеть море…», «Мой стяг», «В эмалевом небе дрожит одиноко…», «Когда отрады вдохновенье…», «В дни весны моей легкой птицею…», «Искры вечные небес…», «Опалена грозою жгучей…», «Рассветает весна…», «Исполнен горького упрека…», «Она была похожа на тебя…», «Двойник», «Два гения», «Два беса» и многие другие. Семантический центр философской лирики поэта образуют отношения между «я» — «он», которые представляют собой самоанализ мыслей и чувств лирического субъекта. В основе поэтических текстов интимно-личной тематики лежат отношения между субъектом речи («я») и объектом его любви («она»), что обуславливается романтическим конфликтом, столкновением лирического субъекта не только адресатом, но и с самим собой. Сознание лирического субъекта организует стихотворение «Исполнен горького упрека…». В центре поэтического текста оказываются отношения между «я» — «она» («ее»), которые рассматриваются субъектом речи как прошлое, сохраняющееся в его памяти. По сути, в стихотворении представлен только один лирический центр — лирическое «я». Образ любимой женщины заменен ее портретом, который вызывает противоречивые чувства в душе лирического субъекта: Исполнен горького упрека За злую повесть прежних лет, За сон безумства и порока, Яна ее гляжу портрет . Сочетание в стихотворении личной и повествовательной формы высказывания («я» — «она») подчеркивает разъединенность лирического субъекта и объекта его любви, невозможность диалога, а взаимоотношения даются в свете восприятия носителя речи. В душе лирического субъекта противодействуют и сталкиваются абсолютно противоположные чувства и оценки. С одной стороны, он обвиняет любимую женщину в измене, упрекает ее в недопустимом поведении и понимает, что она недостойна его любви, а с другой, страдает из-за разлуки с ней и осознает, что все еще ее любит: «Я вновь люблю, страдая страстно». По своей семантической структуре поэтический текст Фофанова сходен со стихотворением М.Ю. Лермонтова «Расстались мы, но твой портрет…» Как справедливо отмечал Ю.М. Лотман, смысловая основа лермонтовского v стихотворения «построена на семантике замещения и имеет своеобразную метонимическую структуру: главный конструктивный принцип — замена целого частью. Функцию заместителя выполняет не другая женщина, а портрет»1. И в стихотворении Лермонтова, и в стихотворении К.М. Фофанова портрет любимой женщины выступает как память о прошлом. Однако воспоминания лирического субъекта К.М. Фофанова оказываются принципиально иными. В сознании лермонтовского героя портрет является «бледным призраком лучших лет», а в восприятии фофановского -напоминанием о «злой повести прежних лет». В стихотворении К.М. Фофанова отсутствует идеализация образа любимой женщины. Адресат обращения наделяется лирическим субъектом негативными качествами «безумства» и «порока», поэтому ответственность за разрыв отношений возлагается субъектом речи на любимую женщину, которая охладев, стала к нему совершенно равнодушной. На антитезе «я» — «она» («ее», «ею») построено стихотворение «Рассветает весна, и на встречу весне…», состоящее из двух структурно-семантических частей. В основе лирического сюжета противопоставление двух начал: светлого и темного, небесного и земного. Светлое начало связано с образами весны и любви. Наступление весны пробуждает в душе субъекта речи мысли о вечной, трансцендентной любви. Смыслообразующим в тексте становится образ неба, олицетворяющий идеально-возвышенный мир, тайны которого лирический субъект стремится постичь.
Анализ стихотворения К. М. Фофанова «Еще те звезды не погасли…»
Стихотворение «Еще те звезды не погасли…» является своеобразным религиозным манифестом первого русского символиста, ставшего кумиром в литературной среде своего времени. Не сумев овладеть новыми поэтическими формами, непрактичный романтический человек не выдержал неравного поединка с жизнью, но это не умаляет ценности его творческого наследия.
В рамках стихотворения автор констатирует незыблемую силу и непреходящее значение христианского учения. Оно описывает известный библейский сюжет – обстоятельства рождения младенца Христа.
Константин Михайлович использует такие выразительные средства:
анафору – «Ещё … не погасли, еще … сияет», «идет по пажити…, идет, обильный…», позволяющую выделить ключевые слова;
инверсию – «заря … та», «стекалися волхвы», «был спасен Христос», «по пажити мирской», «не поборет Ирод сильный», «прошли века», «истины Глашатай (провозвестник)» – чтобы обеспечить рифмовку;
олицетворения – «ведомые звездою», «чуждаясь (сторонясь) ропота» – автор очеловечивает явления природы и даже действия людей, чтобы ярче представить образы;
метафоры – «ропот молвы», «стекалися толпою», «восторг грез», «обильный (в контексте речи – наполненный чем-либо в большом количестве) святыней…»;
эпитеты – «благоговейная толпа», «властительный Христос», «мирская пажить», «предательский меч»;
умолчания – «заря сияет та…», «стекалися волхвы…», «был спасен Христос!..», «прошли века…», при помощи которых автор придает фразам особый смысл, подчеркивает значение произошедшего;
антитезу – «распятый, но живой» – противопоставление человеческой и божественной сути Христа;
архаизм – «око», вносящий ноту патетики;
перифразы – «Иродово око» – автор имеет в виду особое внимание к младенцам царя Ирода, «мирская (относящаяся к миру как сообществу людей) пажить (дословно – пастбище)» – подразумевается жизнь человека, его каждодневное существование;
риторическое восклицание – «был спасен Христос!..» – также подчеркивает значение события и чувства лирического героя;
сравнение – «идет, как глашатай»;
ряд однородных членов предложения – «святыней, правдой и добром»;
религиозную лексику – «Христос», «святыня»;
лексику высокого стиля – «глашатай истины», «грезы», «молва» – обусловленную тематикой произведения.
Ряд слов требует пояснения. «Волхвы – языческие жрецы, которым приписывались умения управлять стихиями и предсказывать будущее.
Редкая красота и высокая одухотворенность сочинения не оставляет равнодушными и наших современников: стихотворение «Еще те звезды не погасли…» необычайно популярно и в наши дни.
Рубрики стихотворения: Анализ стихотворений ✑