* * *
Перешагни, перескочи,
Перелети, пере- что хочешь —
Но вырвись: камнем из пращи,
Звездой, сорвавшейся в ночи…
Сам затерял — теперь ищи…
Бог знает, чтó себе бормочешь,
Ища пенснэ или ключи.
(весна 1921, 11 января 1922)
Весной 1921 года Ходасевич написал первые четыре строки этого стихотворения, а 11 января 1922 года — его неожиданное окончание, и стихотворение, таким образом, вновь превратилось в текст, в котором космическое («Звездой, сорвавшейся в ночи») вдруг превращается в мелочно-бытовое (поиск пенсне или ключей). Стихотворением о «срыве порыва (переходящего уже как будто в полет» назвал эти семь строк проницательный филолог Сергей Бочаров. Нравились они и таким разным интерпретаторам русской поэзии как Михаил Гершензон и Юрий Тынянов, уподобивший стихотворение Ходасевича «почти розановской записке».
Я же полагаю, что главным источником стихотворения послужили два микроэпизода одного из любимых русских романов Ходасевича — «Петербурга» Андрея Белого. В этих перекликающихся эпизодах герой романа Николай Аполлонович Аблеухов ищет сначала очки, а потом ключ.
Первый эпизод: «Николай Аполлонович беспомощно заметался по комнате, разыскивая очки и бормоча сам с собою:
— А-а… Где же очки?..
— Черт возьми…
— Потерял?
— Скажите, пожалуйста.
— А?
Николай Аполлонович, так же, как и Аполлон Аполлонович, сам с собой разговаривал».
Второй эпизод:
«…он отыскивал ключик от письменного стола:
— А?
— Черт возьми…
— Потерял?
— Оставил!?
— Скажите, пожалуйста.
И беспомощно заметался по комнате, разыскивая им забытый предательский ключик , бормоча сам с собой: Николай Аполлонович, так же, как и Аполлон Аполлонович, сам с собой разговаривал».
ПУТЕМ ЗЕРНА
Проходит сеятель по ровным бороздам.
Отец его и дед по тем же шли путям.
Сверкает золотом в его руке зерно,
Но в землю черную оно упасть должно.
И там, где червь слепой прокладывает ход,
Оно в заветный срок умрет и прорастет.
Так и душа моя идет путем зерна:
Сойдя во мрак, умрет — и оживет она.
И ты, моя страна, и ты, ее народ,
Умрешь и оживешь, пройдя сквозь этот год, —
Затем, что мудрость нам единая дана:
Всему живущему идти путем зерна.
(23 декабря 1917)
Название стихотворения в итоге стало заглавием поэтической книги Ходасевича, впервые вышедшей в конце 1919 или в начале 1920 года. И это неудивительно. Стихотворение поражает простотой и совершенством композиции, скупостью и продуманностью использованных в нем средств и головокружительным соседством мельчайшего с космическим, лично автобиографического (исследователи даже находят анаграмму фамилии поэта в первой строке — «Проходит сеятель») с обобщенно историческим.
Первые три его двустишия — картинка, очень наглядно, почти натуралистически иллюстрирующая слова Христа: «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12: 24)
Не потому ли вся эта картинка выполнена в две «иконописные» краски — золотую и черную? Важно обратить внимание на соотношение горизонтального движения сеятеля и червя в первых шести строках с вертикальным и направленным сначала вниз («упасть»), а потом вверх («прорастет») движением зерна
В четвертом двустишии возникает личная тема — вертикальный путь зерна повторяет «моя» «душа». Она сначала вместе с телом, «сойдя во мрак, умрет», то есть, как и зерно, окажется в земле, а затем «оживет», то есть, «прорастет» вверх.
В пятом, историософском двустишии стихотворения путем зерна проходит народ родной «страны» поэта. В эти две строки сжата ни больше, ни меньше, как ходасевичевская концепция двух российских переворотов 1917 года. И концепция эта, в целом, оптимистическая: да, две революции привели к смерти страны и народа, но без этой смерти не было бы надежды на грядущее и скорое воскрешение России.
ПРОБОЧКА
Пробочка над крепким иодом!
Как ты скоро перетлела!
Так вот и душа незримо
Жжет и разъедает тело.
(17 сентября 1921, Бельское Усолье)
Эти четыре строки производят очень сильное впечатление и своей многозначностью, и своей выразительной краткостью, причем сам автор не сразу понял, что у него получился не многообещающий зачин для стихотворения, а уже готовое стихотворение. «Никак не мог придумать продолжения. Оставил 4 стиха, увидев, что продолжать и не надо», — записал позднее Ходасевич.
В стихотворении до совершенства и логического предела доведено отличающее многие поэтические произведения Ходасевича умение мгновенно и резко перейти от мелкого и точного наблюдения (пары йода разъедают пробочку на пузырьке) к глобальному, касающемуся любого человека, обобщению: душевные мучения постепенно «разъедают» телесную оболочку, в которую заключена душа.
