Анализ стихотворения осипа мандельштама «грифельная ода»

Мой Мандельштам (о трагизме лирики Мандельштама и одиночестве человека в мире).

Мой Мандельштам

(о трагизме лирики Мандельштама и одиночестве человека в мире)

Сборник Осипа Эмильевича Мандельштама «Камень» был переиздан более трех раз. Я прочитала дополненный вариант собрания лирики, и у меня создалось интересное впечатление.

Вначале хочу заметить, что почти весь сборник «Камень» полон трагизма и меланхолии. Трагизм Мандельштама сконцентрирован в некоторых темах: в теме свободы, места поэта в мире, одиночества, смерти. Сначала я прокомментирую тему свободы.

Понятие свободы в нашем житейском восприятии очень субъективно, поэтому нельзя дать точное определение этому слову. Для Осипа Мандельштама свобода — «избранных удел» (стихотворение «Encyclica»), «сердцевина бытия» (стихотворение «Посох»), некая истина, за которой лирический герой отправился в Рим. А в стихотворении «Я так беден, как природа…» Осипа Эмильевич пишет, что свобода призрачна, что он сам беден и прост, как природа и небеса. А миром, «болезненным и странным», правит пустота. Здесь, в этом стихотворении, ясно виден мотив одиночества: лирический герой — часть пустого мира…

Тема одиночества присуща многим стихотворениям Мандельштама. Например, в стихотворении «Воздух пасмурный влажен и гулок…» лирический герой покорно несет «легкий крест одиноких прогулок», а в другом стихотворении, «Раковина», сама раковина «без жемчужин» сопоставлена с образом лишнего, одинокого, покинутого всеми человека. С темой одиночества тесно связана тема места поэта в мире. Например, в стихотворении «Как облаком сердце одето…» автор пишет, что поэт в «темноту погрузился», что ждет «сокровенного знака» от Господа, а в стихотворении «Я так же беден, как природа…» лирический герой является частичкой пустого мира.

Меня еще заинтересовало то, что в некоторых стихотворениях проявляется мотив бесконечного, вечного, и везде он проявлен по-разному. Например, в стихотворении «Не говорите мне о вечности…» Осип Мандельштам пишет о том, что вечность для него невместима, то есть вечность бесконечна. Любовь и беспечность вечны, их нельзя изъять из души. А с другой стороны, в стихотворении «Довольно лукавить: я знаю…» грядущая вечность – это смерть…

Тема смерти — одна из главных тем лирики поэта. Однозначного ответа на вопрос, как автор относится к смерти, нет. В том же стихотворении «Довольно лукавить: я знаю…» автор принимает неизбежность смерти, называет ее таинством. А в стихотворении «Темных уз земного заточенья» последняя мечта лирического героя – «роковой и краткий гул пробоин // моего узорного щита», — то есть смерть – это мечта для автора. И в то же время Мандельштам боится умереть ( «Мне стало страшно жизнь отжить…») и сомневается в том, что «действительно смерть придет» («Отчего душа — так певуча…»). Самым ярким стихотворением о смерти является, мне кажется, стихотворение «Уничтожает пламень» 1915 года. Автор сравнивает свою жизнь с деревом «из одного куска», которое уничтожает пламя.

Если объединить лирических героев всех мною перечисленных стихотворений, то у нас возникнет образ одинокого, стоящего на грани между смертью и жизнью человека.

Как мы знаем, трагический герой – это герой, находящийся в поиске ответов на вопросы, которые отражают неразрешенные конфликты, и мне кажется, обобщенный лирический герой Мандельштама в чем-то перешел грань трагического героя, перешагнул ее, потому что он нашел для себя ответы, стал кем-то, кто познал тайну мира.

В заключение, думаю, стоит сказать, почему меня заинтересовала поэзия Осипа Мандельштама. Во-первых, она привлекла меня трагизмом. Причем трагизм лирики оправдан жизнью Осипа Эмильевича — ссылка, нищета, разрыв отношений с многими близкими людьми, аресты. И даже смерть – это страдание, которое было предугадано в переводе стихотворения «Когда я свалюсь умирать под забором в какой-нибудь яме…» грузинского поэта Н. Мицишвили…

Во-вторых, даже несмотря на то, что Мандельштам был акмеистом, каждое стихотворение написано сложно и непонятно. Приходится несколько раз перечитывать стихотворение, чтобы понять авторскую мысль. Думаю, это обусловлено его глубокой, философской жизнью таинственной души.

В-третьих, Мандельштам «складывает» сложные мысли в сложные стихотворные размеры. Осипу Эмильевичу свойственны логаэды — стихи, в которых сочетаются двухсложные и трехсложные стопы. А вот стихотворения максимально краткие не перенагружены, поэтому понять авторскую мысль чуть проще. В пример могу привести стихотворение «Я давно полюбил нищету…» Всего четыре строчки, в которых заключена «огромная» мысль…

Анализ стихотворения Мандельштама «Сумерки свободы»

Изначально Мандельштам встретил приход к власти большевиков радостно. В революции он видел возможность для кардинальных перемен, тотального обновления всех жизненных сфер. При этом уже в книге «Tristia», изданной в 1922 году, появились мотивы разлуки, увядания, скорби, расставания. Поэт понял, что Великая Октябрьская революция в первую очередь принесла разруху, что построение нового мира началось с полного разрушения старого. Впрочем, вернемся в год 1918. В мае Мандельштам находился в Москве и опубликовал в газете левых эсеров «Знамя труда» стихотворение «Сумерки свободы». Читателю крайне сложно догадаться, какие именно сумерки имел в виду Осип Эмильевич — утренние или вечерние. Восходящее солнце говорит в пользу рассвета. Одновременно упоминается «сумрачное бремя власти», плохо сочетающееся с появлением на небе светила. В совместной статье Михаила Гаспарова и Омри Ронена верно замечено, что произведение «Сумерки свободы» отличается использованием неоднозначных образов, поэтому всякую его реконструкцию стоит считать спорной.

Корабль времени в стихотворении идет ко дну. Здесь есть отсылки к нескольким источникам. Первый — Откровение Иоанна Богослова. В Апокалипсисе сказано, что «времени уже не будет». Второй — сборник «Сумерки» Евгения Баратынского, его последняя и самая сильная книга, изданная в 1842 году. Время тонет и в итоге может исчезнуть совсем. Впрочем, Мандельштам оставляет место для надежды. Наступило время новое — грозное, неизведанное. Народ, ранее молчавший и покорявшийся власть имущим, заговорил и стал творить. Третий — «Слово о полку Игореве», входившее в число любимых произведений Осипа Эмильевича. Оно начинается с обращения к современникам: «Не прилично ли будет нам, братия…». У Мандельштама слово «прославим» употребляется не в значении «восхвалим». Поэт собирается создать песнь, достойную произошедших событий, похожую на ту, что сочинил автор «Слова о полку Игореве».

Важнейшая загадка стихотворения «Сумерки свободы» — кто подразумевается под «народным вождем». Существует версия, что поэт имел в виду Николая II, но вряд ли это действительно так. Произведение Мандельштама проникнуто пафосом будущего и изменением жизни, оно не вяжется с образом монарха, отрекшегося от престола. Также среди претендентов на звание «народного вождя» — Керенский, Ленин, патриарх Тихон. Скорей всего, Осип Эмильевич не вдохновлялся каким-то конкретным человеком. Его «народный вождь» — образ собирательный.

Краткий анализ октетов

В первых строках лирический герой признается, что наука расставания им уже достаточно изучена, его уши слышали много ночных жалоб, являющихся предвестником утреннего сбора чемодана.

Все повторятся из века в век, сначала наивные жалобы, потом собственное превозношение (молодая я и красивая, я всем нужна), но закачивается все банально – заплаканные глаза и необъятная даль-пустота перед ними.

Во второй строфе-октете автор утверждает, маскируя свое утверждение под вопрос, что при слове расставания никто точно не знает, какой будет разлука, камень какого размера ляжет на грудь страдальца.

В третьей строфе отдается день должного простоте тканья пряжи, когда все просто и понятно, когда челнок снует туда-сюда, а веретено жужжит, не меняя тембра тысячи лет. На этом фоне спокойствия особенно бедно выглядит язык радости человека, который похож по эмоциям на звук веретена и редко вызывает долгий всплеск эмоций.

Завершается стих философским заключением о смерти, когда мужчинам выпадает рок умереть в битвах, а женщинам при гадании.

И битва, и гадание – это жребий, только в первом случае убивает меч врага, а во втором нагаданная разлука, острие у которой подобно острию меча…

Тема, основная мысль и композиция

Название стихотворения указывает на предмет описания – Собор Парижской Богоматери.

Стихотворение состоит из четырёх строф. Каждая строфа – новый взгляд на предмет, новый поворот мысли. Таким образом, целое складывается из гармоничных частей. Стихотворение подобно величественному собору, который воспринимается лирическим героем как живой организм.

Первая строфа – это взгляд лирического героя изнутри на свод собора. Вторая строфа – описание собора снаружи. Третья и четвёртая строфы – более пристальное рассмотрение собора изнутри и снаружи. Такое перекрёстное чередование гармонирует с крестообразным сводом собора, находкой 12 века.

Композиция стихотворения связана не только с описанием собора, но и рассуждением разглядывающего его лирического героя о прошлом, настоящем и будущем человечества и его самого в контексте исторического и культурного развития.

Первая строфа описывает прошлое человечества: собор был заложен в конце 12 в. на месте, где когда-то была римская колония. Сравнивая впервые применённую крестообразную конструкцию свода с первым человеком Адамом, Мандельштам обращается к теме первого, нового, открытия в человеческой истории и культуре.

Вторая и третья строфы описывают собор как сочетание трёх культур: римской классической античной, галльской (языческих) и христианской как духовного наполнения материального творения архитекторов.

Третья строфа обращена в будущее. Мандельштам, которому 21 год, стремится к созданию «прекрасного», подобного гармоничному собору, состоящему из «чудовищных рёбер».

Мандельштам, как и Адам, должен правильно назвать земные вещи, и в этом предназначение поэта с точки зрения акмеизма. Тема стихотворения – предназначение поэта и его связь с культурным наследием всего человечества. Основная мысль – связь всех предметов и вещей: прошлого и будущего, христианства и язычества, безобразного и прекрасного, художника и его творения.

Поздние «Стихотворения»

В 1925 году Мандельштаму отказали в издании его стихотворений. Пять лет он не писал стихов. В 1928 году удалось выпустить ранее задержанную книгу «Стихотворения». В ней поэт говорит, что «не услышан веком», вспоминается «крутая соль обид». Лирический герой мечется в поисках спасения. В стихотворении «1 января 1924» он пишет:

Я знаю, с каждым днем слабеет жизни выдох,

Еще немного – оборвут

Простую песенку о глиняных обидах

И губы оловом зальют.

В стихотворении «Концерт на вокзале» поэт говорит о том, что музыка не облегчает страданий от встречи с «железным миром»:

Нельзя дышать, и твердь кишит червями,

И ни одна звезда не говорит…

Стихотворения 30‑х годов отражают ожидание трагической развязки в противостоянии поэта с властью. Мандельштама официально признали «второстепенным поэтом», он ждал ареста и последующей гибели. Об этом читаем в стихотворениях «Речка, распухшая от слез соленых…», «Мастерица виноватых взоров…», «Я больше не ребенок! Ты, могила…», «Голубые глаза и горячая лобная кость…», «Меня преследуют две-три случайных фразы…».

У поэта начинает складываться цикл протестных стихов. В 1933 году он пишет стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны…», направленное не только против Сталина, но и против всей системы страха и террора. В 1934 году поэт был отправлен в ссылку до мая 1937 года и за это время создал воронежский цикл стихотворений. Через год он погиб в лагере под Владивостоком.

Осип Мандельштам: Стихотворения. Проза

1…212

Осип Эмильевич Мандельштам

Стихотворения. Проза

«Нет, никогда, ничей я не был современник…»

О судьбе и поэзии Осипа Мандельштама

Читая стихи Осипа Мандельштама, легко заметить, что излюбленными образами его поэзии были пчелы, стрекозы и ласточки. Особенно ласточки…

Я слово позабыл, что я хотел сказать. Слепая ласточка в чертог теней вернется На крыльях срезанных, с прозрачными играть…

И – в том же стихотворении:

И медленно растет, как бы шатер иль храм: То вдруг прокинется безумной Антигоной, То мертвой ласточкой бросается к ногам…

И – там же:

Всё не о том прозрачная твердит, Все – ласточка, подружка, Антигона…

Пчел, стрекоз и ласточек объединяет непредсказуемость полета. Постороннему глазу он кажется сумбурным, капризным, а порой и бессмысленным. На самом деле он подчинен строгой дисциплине. Не зря летает пчела от цветка к цветку, не зря чертит ласточка свои штрихи в небе, не зря долго зависает стрекоза над гладью озера, чтобы потом неожиданно сорваться с места и исчезнуть. Все это неукоснительно сочетается с законами природы.

Это очень созвучно поэзии Мандельштама, одновременно капризной и дисциплинированной, непредсказуемой и строго организованной. На первый взгляд его причудливый синтаксис, метафоры, произвольная постановка в один ряд слов и понятий, которые никто не решился бы поставить рядом, – все это кажется… поэтическим бредом. Талантливым, завораживающим, но все-таки – бредом. Не случайно критики – современники Мандельштама (например, А.А. Измайлов) называли его стихи «сущей ерундой», вовсе отказывая им в разумном смысле.

Но сам Мандельштам в своих критических и теоретических работах, которые составляют не менее значимую часть его творчества, чем поэзия, неустанно твердил о необходимости «узды» для поэта. Одним из любимых его понятий было «целомудрие». Всякое произвольное, анархическое отношение к слову в его глазах было нецеломудренным, а значит, и непоэтическим. Из всех искусств, кроме поэзии, он, кажется, больше всего ценил архитектуру и сравнивал поэзию с архитектурой, а стихотворение – с готическим собором.

Вот стихи о соборе Парижской Богоматери («Notre Dame») из первой его книги «Камень» (1913), которое можно считать программным:

Где римский судия судил чужой народ, Стоит базилика, – и, радостный и первый, Как некогда Адам, распластывая нервы, Играет мышцами крестовый легкий свод.

Но выдает себя снаружи тайный план: Здесь позаботилась подпружных арок сила, Чтоб масса грузная стены не сокрушила, И свода дерзкого бездействует таран.

Стихийный лабиринт, непостижимый лес, Души готической рассудочная пропасть, Египетская мощь и христианства робость, С тростинкой рядом – дуб, и всюду царь – отвес.

Но чем внимательней, твердыня Notre Dame, Я изучал твои чудовищные ребра, Тем чаще думал я: из тяжести недоброй И я когда-нибудь прекрасное создам.

Только Мандельштам имел право сравнить таран, орудие для пробивания крепостных стен, со сводом готического собора. Это кажется поэтическим капризом. Между тем, всё стихотворение о том, «как строить стихи», если перефразировать знаменитое выражение Маяковского «Как делать стихи?».

Если символист Александр Блок искал в поэзии «музыки» в ее то ли ницшевском («Рождение трагедии из духа музыки»), то ли гоголевском понимании (музыка мчащейся Руси-тройки), отвергая всякое рассудочное отношение к искусству, если футурист Владимир Маяковский предлагал «делать» стихи и даже поставить это «дело» на промышленную основу, то Мандельштам считал необходимым стихи «строить», тщательно возводя здание каждого стихотворения.

Многие области науки он считал искусством не более виртуозным, чем само искусство. Оттого мог позволить себе такие высказывания: «Дант произвел головную разведку для всего нового европейского искусства, главным образом для математики и музыки»; «Дант может быть понят лишь при помощи теории квант» (черновые наброски к «Разговору о Данте»).

Оттого и стихи Мандельштама требуют очень внимательного прочтения, а не только мгновенного восприятия на слух, подобно тому, как сам поэт внимательно изучал твердыню Notre Dame, пытаясь перенести архитектурное искусство постройки этого собора в искусство стихотворения.

1…212

Читать дальше

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА Понравилась книга?

Вы можете купить эту книгу и продолжить чтениеХотите узнать цену? ДА, ХОЧУ

История создания

Стихотворение Мандельштама «Мы живём, под собою не чуя страны» написано в 1933 г. Это не просто поэзия, но акт гражданского мужества. Пастернак, которому Мандельштам прочитал стихотворение, назвал его актом самоубийства, а не фактом поэзии. Мандельштам действительно переживал в это время депрессию и при первом аресте в 1934 г. попытался покончить с собой. После написания стихотворения он хранил в каблуке лезвие безопасной бритвы.

Пастернак советовал никому не читать стихотворение и предупредил, что он не слышал текста. Мандельштам, как будто приближая смерть, читал его многим, среди них были и друзья, и случайные люди. Возможно, кто-то из них донёс на поэта. А Мандельштам, в свою очередь, многих назвал на допросах как слышавших стихи. В 1934 г. Мандельштам говорил Ахматовой, что к смерти готов.

За это стихотворение Мандельштам был сослан на Чердынь, по ходатайству Пастернака ссылка заменена Воронежем. Наказание не слишком строгое. Сталин выносит вердикт: «Изолировать, но сохранить». Такой «акт милосердия» (Сталин любил совершать неожиданные поступки) вызвал у Мандельштама подобие чувства благодарности: «Я должен жить, дыша и большевея» (1935).

Отношение современников к стихотворению было разным. В основном признавая его гражданскую ценность, многие считали его слабым в поэтическом отношении. Чтобы оценить стихотворение, надо рассмотреть приёмы создания художественного образа.

История рождения стиха

Несмотря на то, что после 1917 года Мандельштам не только работал в газетах и Наркомпросе, но и свободно публиковался и ездил по стране, читая стихи, он не принял сердцем октябрьский переворот. Сложно сказать, насколько Осип Эмильевич был монархистом в душе, но социалистом он точно не стал.

Сейчас, со стороны прошедшего века, кажется, что Мандельштам просто видел, к чему приведет революция октября. Да, сначала обещали заводы и землю, но все быстро перешло к репрессиям против своего же народа, репрессиям, которые закатали катком и самого Осипа.

На этом фоне слома эпох и пишется TRISTIA…

Анализ стихотворения Мандельштама «Notre Dame»

В 1908 году Осип Мандельштам становится слушателем Сорбонны, изучая в престижном европейском университете французскую литературу. Попутно молодой поэт очень много путешествует и знакомиться с достопримечательностями страны. Одно из самых глубоких и неизгладимых впечатлений на него производит Собор парижской Богоматери, которому в 1912 году Мандельштам посвятит свое стихотворение «Notre Dame».

Внутренний мир этого поэта весьма изменчив и непредсказуем. Поэтому, начиная читать его стихи, порой очень трудно представить, какой у них будет финал. Произведение «Notre Dame» в данном случае не является исключением. Потрясенный величием и красотой собор, автор отмечает, что «распластывая нервы, играет мышцами крестовый легкий свод». В этом здании прекрасно уживаются величие и изящество, монументальность и воздушность. Это сочетание будоражит воображение Осипа Мандельштама, в котором чувство страха борется с чувством восхищения. Точно из таких же противоречий состоит и сам собор, мощный купол которого давно бы уже рухнул, если бы о нем не «позаботилась подпружных арок сила». Продуманная до мелочей конструкция при этом выглядит настолько головокружительно, что поэт не устает любоваться собором и постепенно не только проникается его духом, но и понимает, почему это сооружение по праву считается одним из самых красивых в мире.

Изучая собор изнутри, автор приходит к удивительному открытию, отмечая, что здесь органично сплелись воедино «души готической рассудочная пропасть, египетская мощь и христианства робость». Хрупкость тростника в храме соседствует с массивностью дуба, и при этом «всюду царь – отвес».

Поэт искренне восхищается мастерством древних зодчих, хотя прекрасно понимает, что для возведения такого собора понадобилось огромное количество времени и сил. При этом строительные материалы, не отличающиеся современностью и изысканностью, выглядят так, словно бы храм собирали из воздушных пушинок. Эта загадка не дает покоя Мандельштаму, который, обследуя самые дальние закоулки собора, так и не может найти ответ на свой вопрос: как именно из камня, дерева и стекла можно было создать такой архитектурный шедевр? Обращаясь к собору, поэт отмечает: «Я изучал твои чудовищные ребра»

Причем, делал это с особым вниманием, пытаясь постичь тайну «Notre Dame». Однако выводы, которые сделал поэт, лежат не в материальной, а в философской плоскости

«Из тяжести недоброй и я когда-нибудь прекрасное создам…», — отмечает автор, подразумевая, что слова являются таким же строительным материалом, как и камне. Необтесанным и грубым. Но если у человека есть дар, то даже при помощи такого «материала» можно «соорудить» настоящий литературный шедевр, которым даже спустя века будут восхищаться благодарные потомки.

Мандельштам О. Э. — поэт «серебряного века»

О. Э. Мандельштам (1891-1938) — поэт «серебряного века», дав­ший определение акмеизму как «тоски по мировой культуре». Та­кое понимание акмеизма характеризует суть мировосприятия по­эта, для которого главным героем поэтических произведений становится образ времени, а самого себя Осип Мандельштам счита­ет «сыном века», который должен сохранить основы мировой культуры: единство и гуманистическую направленность. Особое значе­ние в поэтике О. Мандельштама имеют различные ассоциации. Например, факт своего рождения поэт воспринимает как знамение времени: Я рожден в ночь со второго на третье Января в девяносто одном Ненадежном году — и столетья Окружают меня огнем. Творческий путь О. Мандельштама начался с поэтического сбор­ника «Камень» (1915), включавшего стихи 1908-1915 гг. Название сборника знаменательно, так как камень — ключевое понятие в художественном мировосприятии поэта, олицетворяющий образ времени, хранитель истории: Есть внутренности жертв, чтоб о войне гадать, Рабы, чтобы молчать, и камни, чтобы строить! («Природа — тот же Рим…») Особенности художественного стиля О. Мандельштама — отсут­ствие ярких рифм, стремление к простоте: Сусальным золотом горят В лесах рождественские елки; В кустах игрушечные волки Глазами страшными глядят. (1908) Основная тема поэтических произведений поэта — размышление над проблемами бытия, поиск «торжественной гармонии классициз­ма». Художник познает мир, также как и любой другой человек: Я блуждал в игрушечной чаще И открыл лазоревый грот… Неужели я настоящий И действительно смерть придет? Множество стихотворений О. Мандельштама изображают вещ­ный, предметный мир, характерный для поэтики акмеизма («Фут­бол», «Теннис», «Кинематограф», «Казино» и др.). Большое место от­ведено в сборнике «Камень» христианским мотивам. Поэт размышляет о вечном городе — Риме («О временах простых и гру­бых…», «Поговорим о Риме…» и др.), олицетворяющем традиции античной и христианской культуры. Одна из центральных тем по­эзии О. Мандельштама — петербургская. Образ Петербурга, дан­ный уже в «Камне», раскрывается разными гранями на протяже­нии всего творческого пути поэта. Петербург — город, в котором сталкиваются разные времена, эпохи, культурные направления:Только там, где твердь светла, Черно-желтый лоскут злится, Словно в воздухе струится Желчь двуглавого орла. («Дворцовая площадь») Из стихов 1916-1920 г. составлен следующий поэтический сбор­ник О. Мандельштама «Tristia» (1922), в котором желто-черные краски олицетворяют катастрофические изменения эпохи. Поэт расстается со старым миром, прежними образами, усиливается ощущение трагизма современного существования: В Петрополе прозрачном мы умрем, Где царствует над нами Прозерпина. Мы в каждом вздохе смертный воздух пьем, И каждый час нам смертная година. Петербург становится городом смерти, в котором действуют раз­рушительные силы истории. Последний поэтический сборник Ман — делыштама вышел в 1928 г. под названием «Стихотворения». От­дельный раздел в нем составили «Стихи 1921-1925 гг.». Пытаясь восстановить утраченную связь времен, ощущая всю катастрофич­ность эпохи, О. Мандельштам пишет о своем отношении к новому миру. Мотив кризиса века связан для поэта с личной бедой: Холодок щекочет темя, И нельзя признаться вдруг, — И меня срезает время, Как скосило твой каблук… (1922) Поэт чувствует собственную ненужность, оторванность от совре­менной действительности, приближение конца. В стихотворении «Век» (1922) он использует страшную метафору, характеризующую на­ступившую эпоху: «Век мой, зверь мой…». С 1925 г. наступает перерыв в поэтическом творчестве Мандельштама. Он работает над сборником литературно-критических статей «О поэзии» и произведением под на­званием «Четвертая проза», которое существовало в списках до 1971 г., когда было опубликовано в США. Эта проза содержит элементы испо­веди, памфлета и открытого письма, но в целом она определяет, по словам П. Нерлера, «диагноз нравственной деградации эпохи». Последним стал цикл «Воронежские стихи», написанный во время ссылки поэта в Воронеж (1935-1937). В нем поэт выразил чувства пленника, находящегося «в размолвке с миром, с волей». В мае 1938 г. Мандельштам вновь был арестован. Жизнь поэта тра­гически оборвалась в пересыльном лагере 27 декабря 1938 г. Но он успел сказать свое последнее слово о наступающей страшной эпохе: Мы живем под собою не чуя страны, Наши речи за десять шагов не слышны, А где хватит на пол разговорца, Там припомнят кремлевского горца. (1933)

Литературное направление и жанр

«Мы живём, под собою не чуя страны» — не характерное для Мандельштама стихотворение, поэтому говорить о принадлежности его к определённому направлению неправильно. Можно лишь сказать, что произведение остаётся модернистским. Стихотворение меньше всего можно назвать реалистическим. Это карикатурное, гиперболизированное изображение Сталина, вполне в духе реалиста Гоголя, потому что писатели используют сатиру как приём изображения комического.

Жанр стихотворения определяют как лобовая эпиграмма, поэтическая инвектива. Следователь на допросе назвал стихотворение контрреволюционным пасквилем.

Зрелая лирика Мандельштама

С течением времени у Мандельштама изменились тематика, образный строй, стиль и колорит стихов. Образы стали предметными, зримыми и вещественными. Поэт размышляет о философской сути камня, глины, дерева, яблока, хлеба. Он наделяет весом, тяжестью предметы, ищет в камне философско-мистический смысл.

В его творчестве часто встречаются образы архитектуры. Говорят, что архитектура – это застывшая музыка. Мандельштам доказывает это своими стихами, которые завораживают красотой линий и глубиной мысли. Поражают его стихи о Соборе Парижской Богоматери, об Адмиралтействе, о Софийском соборе в Константинополе, об Айя-Софии, об Успенском храме Кремля в Москве и Казанском соборе в Петербурге и многих других шедеврах архитектуры.

Поэт в них размышляет о времени, о победе изящного над грубым, света над тьмой. В его стихах ассоциативность образов и импрессионизм письма. Ценность этих стихотворений в их философском и историко-культурном содержании. Мандельштама можно назвать певцом цивилизации:

Природа – тот же Рим и отразилась в нем.

Мы видим образы его гражданской мощи

В прозрачном воздухе, как в цирке голубом,

На форуме полей и в колоннаде рощи.

Поэт пытался осмыслить историю цивилизаций и народов как единый, бесконечный процесс.

Так же талантливо Мандельштам описывал мир природы в стихотворениях «Раковина», «Есть иволги в лесах, и гласных долгота…» и других:

Звук осторожный и глухой

Плода, сорвавшегося с древа,

Среди немолчного напева

Глубокой тишины лесной…

В стихах поэта замедленный ритм, строгость в отборе слов, что придает каждому произведению торжественность звучания. В этом проявляется уважение и почтение ко всему, что создано людьми и природой.

В высокой книжной поэзии Мандельштама много отсылок к мировой культуре, что свидетельствует об эрудиции автора. Стихотворения «Бессонница. Гомер. Тугие паруса…», «Бах», «Кинематограф», «Ода Бетховену» показывают, что дает поэту вдохновение для творчества. Сборник «Камень» сделал поэта знаменитым.

Отношение Мандельштама к революции 1917 года было двояким: радость от великих перемен и предчувствие «ярма насилия и злобы». Позже поэт написал в анкете, что революция отняла у него «биографию» и чувство «личной значимости». С 1918 по 1922 год начинаются мытарства поэта. В неразберихе гражданской войны его несколько раз арестовывают, держат в заключении. Чудом избежав смерти, Мандельштам наконец оказывается в Москве.

События революции нашли отражение в стихотворениях «Прославим, братья, сумерки свободы…», «Когда октябрьский нам готовил временщик…» и в сборнике «Tris­tia» («Скорби»). В стихах этого периода доминирует мрачный колорит: образ корабля, идущего ко дну, исчезающее солнце и т. п. В сборнике «Скорби» представлена тема любви.

Любовь поэт понимает как высшую ценность. Он с благодарностью вспоминает о дружбе с Цветаевой, прогулки по Москве, пишет об увлечении актрисой Арбениной, которую он сравнивает с античной Еленой. Примером любовной лирики может служить стихотворение «За то, что я руки твои не сумел удержать…».

Мандельштам внес свой вклад в развитие темы Петербурга в русской литературе. Трагическое чувство гибели, умирания и пустоты сквозит в стихотворениях «В Петрополе прозрачном мы умрем…», «Мне холодно. Прозрачная весна…», «В Петербурге мы сойдемся снова…», «На страшной высоте блуждающий огонь!..».

Анализ стихотворения Осипа Эмильевича Мандельштама «Природа — тот же Рим и отразилась в нем…»

В 1913 году на собственные деньги Мандельштамвыпустил дебютный сборник под названием «Камень». Впоследствии вышло еще два издания книги, причем содержание ее менялось. Название возникло неслучайно и связано с увлечением Осипа Эмильевичаакмеизмом. По его мнению, в основе здания нового литературного направления лежал «таинственный тютчевский камень», в роли которого выступало слово. В представлении Мандельштама поэт – это зодчий, архитектор. Сам Осип Эмильевич в первой книге стремился к созданию образов предметных, вещественных, зримых. Важную роль в ранней лирике играли размышления о философской сути глины, камня, дерева, яблока и так далее. Часто в стихотворениях возникала тема архитектуры. У Мандельштамаесть произведения, посвященные Адмиралтейству, Собору Парижской Богоматери, Успенскому храму в московском Кремле, петербургскому Казанскому собору.

Стихотворение «Природа – тот же Рим и отразилась в нем…» датировано 1914 годом. В нем Мандельштам переворачивает одну из своих любимых метафор – лес как собор. В рассматриваемом тексте роща уподобляется классической римской колоннаде, а не готической башне, ввысь устремляющейся. Скорей всего, изначально Осип Эмильевич метафору лес-собор позаимствовал. Источник неясен. Среди возможных вариантов – творчество Бодлера или Брюсова и общекультурная память человечества. Как бы то ни было, с течением времени метафора развивалась в лирике Мандельштама, оторванная от любых источников. В «Камне» собор-лес олицетворял вертикаль, на которой материал претворяется в духовную ценность. Он символизировал культурное строительство, соединяющее в себя два начала – природное и рациональное. Образ леса Осип Эмильевич пронес через все творчество. Зачастую метафора эта соотносилась с духовной деятельностью человека. Как правило, лес воспринимался как увиденная в культуре природа или отраженная в природе культура, что ясно видно в стихотворении «Природа – тот же Рим и отразилась в нем…».

Рим в ранней лирике Мандельштама выступает в роли олицетворения власти и могущества. По замечанию Пшыбыльского, древний город предстает в виде символической формы культуры. Многие поколения создавали его миф. Они желали освободить человека от предначертанной заранее участи, сделать прах источником непрерывного возрождения. Победа, одержанная над судьбой и временем, позволила городу стать неподвижной точкой мира, вечным бытийным центром. Поэтому символический Рим предоставляет человеку возможность постичь тайну существования.

В финале стихотворения Мандельштам затрагивает мотив молчания. Как вспоминает Ахматова, больше всего Осип Эмильевич боялся собственной немоты, которую он называл удушьем. В анализируемом тексте поэт отвергает молчание, представляя его в качестве атрибута рабского состояния духа. Неудивительно, что рядом с темой немоты упоминаются камни, олицетворяющие слова.

Нетрудно обнаружить связь стихотворения «Природа – тот же Рим и отразилась в нем…» с другими произведениями из сборника «Камень». Ограничимся здесь только двумя примерами. Первый – «Пусть имена цветущих городов…». Стихотворение интересно толкованием символа Рима. С одной стороны:

С другой:

Второй пример – «С веселым ржанием пасутся табуны…». В нем Рим воспринимается как заново обретенная родина. Поскольку стихотворение находится в конце сборника «Камень», то оно словно подводит итог раздумьям поэта, завершает развитие образа Рима в контексте одной книги.