Игорь северянин 📜 она, никем не заменимая

Стихи игоря северянина

Анализ стихотворения И. В. Северянина «Она, никем не заменимая…»

Стихотворение написано в 1929 году в жанре интимной лирики и посвящено Фелиссе Круут (в замужестве – Лотарёвой), единственной женщине, которой посчастливилось стать официальной женой поэта.

Объект воспевания – любимая женщина, основной поэтический образ – ее недосягаемое совершенство, широта души. Первые и последние две строки закольцовывают идею стихотворения: оно пронизано благоговением и благодарностью.

Произведение содержит такие средства художественной выразительности:

  • авторские неологизмы – «неразлюбчиво (то есть верно, преданно)», «призаливная (то есть «при заливе», свежая от близости воды)», «необязанно (то есть не беря конкретных обязательств, не требуя ручательств)»;
  • многочисленные лексические повторы – «она, никем не заменимая, она, никем не…», «она … свежесть, она… дивная», «так… любимая, так влюбленная», «меня избрав, в меня поверила», «к ней, кто никем не превзойденная, к ней, кто никем не …»;
  • инверсия – «свежесть призаливная», «верою восторженной», «любовь неопалимая»;
  • эпитеты – «призаливная свежесть», «коронная (эпитет имеет два значения – и «главенствующая», и «возвышающая, придающая иной статус, как венчание на царство»), неопалимая любовь»;
  • диалектизм – «моряна» – это резкий, сильный ветер, дующий с моря в устьях рек;
  • метафоры – «дали севера», «обязала верой»;
  • сравнение – «дивная, как диво»;
  • парцелляцию – «…поверила. И обязала…»;
  • олицетворение – «сказано душой»;
  • ряды однородных членов предложения – «отторгнувшею, отторженной», «неразлюбчиво-любимая, влюбленная»;
  • аллитерацию – «к ней, кто никем», «неразлюбчиво-любимая, неразборчиво влюбленная» – она создает звуковой акцент на чувствах лирического героя.

Оборот «любовь неопалимая» – отсылка к ветхозаветному образу горящего, но не сгорающего тернового куста, в котором Бог явился Моисею. Таким образом автор подчеркивает силу и постоянство своего чувства.

Многочисленные морфемные повторы – «как диво…, дивная», «отторгнувшая – отторженная» и другие – отражают степень владения словом и приобретают в тексте черты звукописи, они усиливают выразительность речи и производимое впечатление. Исключительная частотность личных местоимений придает стихотворению исповедальные ноты – автор решается на доверительный разговор с читателем, делится с ним самым сокровенным.

Игорь СеверянинРубрики стихотворения: Анализ стихотворений ✑

Биография поэта

В 1905 было опубликовано стихотворение «Гибель Рюрика», затем ещё ряд отдельных стихотворений. Поэзия Северянина вызывала множество споров. Её обвиняли в пошлости. Она стала символом декаданса. В 1918 на поэтическом собрании был избран «королём поэтов», опередив В. Маяковского и К. Бальмонта.

Ему принадлежат сборники стихов: «Очам твоей души» (1912), «Громкокипящий кубок» (1913), «Ананасы в шампанском» (1915) и др.

В 1918 поехал на лето в Эстонию, и вследствие немецкой оккупации оказался отрезан от России. Безвыездно жил в деревне со своей женой поэтессой Фелиссой Круут. Здесь им было создано 9 книг, в том числе сборники стихов «Вернена» (1920), «Менестрель» (1921), роман в стихах «Падучая стремнина» и др. Издал антологию эстонской классической поэзии. Правительство выделило поэту субсидию.

В 1925 создал автобиографический роман в стихах «Колокола собора чувств».

Пролог

Прах Мирры Лохвицкой осклепен,
Крест изменен на мавзолей, —
Но до сих пор великолепен
Ее экстазный станс аллей.

Весной, когда, себя ломая,
Пел хрипло Фофанов больной,
К нему пришла принцесса мая,
Его окутав пеленой…

Увы! Пустынно на опушке
Олимпа грёзовых лесов…
Для нас Державиным стал Пушкин,
Нам надо новых голосов!

Теперь повсюду дирижабли
Летят, пропеллером ворча,
И ассонансы, точно сабли,
Рубнули рифму сгоряча!

Мы живы острым и мгновенным, —
Наш избалованный каприз:
Быть ледяным, но вдохновенным,
И что ни слово — то сюрприз.

Не терпим мы дешевых копий,
Их примелькавшихся тонов,
И потрясающих утопий
Мы ждем, как розовых слонов…

Душа утонченно черствеет,
Гнила культура, как рокфор…
Но верю я: завеет веер!
Как струны, брызнет сок амфор!

Придет Поэт — он близок! близок!-
Он запоет, он воспарит.
Всех муз былого в одалисок,
В своих любовниц претворит.

И, опьянен своим гаремом,
Сойдёт с бездушного ума…
И люди бросятся к триремам,
Русалки бросятся в дома!

О, век безразумной услады,
Безлисто-трепетной весны,
Модернизованной Эллады
И обветшалой новизны!..

В грехе, забвенье

Вся радость — в прошлом, в таком далеком и безвозвратном
А в настоящем — благополучье и безнадёжность.
Устало сердце и смутно жаждет., в огне закатном,
Любви и страсти; — его пленяет неосторожность…

Устало сердце от узких рамок благополучья,
Оно в уныньи, оно в оковах, оно в томленьи…
Отчаясь грезить, отчаясь верить, в немом безлучьи,
Оно трепещет такою скорбью, все в гипсе лени…

А жизнь чарует и соблазняет и переменой
Всего уклада семейных будней влечет куда-то!
В смущенья сердце: оно боится своей изменой
Благополучье свое нарушить в часы заката.

Ему подвластны и верность другу, и материнство,
Оно боится оставить близких, как жалких сирот…
Но одиноко его биенье, и нет единства…
А жизнь проходит, и склеп холодный, быть может, вырыт…

О, сердце! сердце! твое спасенье — в твоем безумьи!
Гореть и биться пока ты можешь, — гори и бейся!
Греши отважней! — пусть добродетель — уделом мумий:
В грехе забвенье! а там — хоть пуля, а там — хоть рельсы!

Ведь ты любимо, больное сердце! ведь ты любимо!
Люби ответно! люби приветно! люби бездумно!
И будь спокойно: живя, ты — право! сомненья, мимо!
Ликуй же, сердце: еще ты юно! И бейся шумно!

На смерть Блока

Мгновенья высокой красы! —
Совсем незнакомый, чужой,
В одиннадцатом году,
Прислал мне «Ночные часы».
Я надпись его приведу:
«Поэту с открытой душой».

Десятый кончается год
С тех пор. Мы не сблизились с ним.
Встречаясь, друг к другу не шли:
Не стужа ль безгранных высот
Смущала поэта земли?..
Но дух его свято храним
Раздвоенным духом моим.

Теперь пережить мне дано
Кончину еще одного
Собрата-гиганта. О, Русь
Согбенная! горбь, еще горбь
Болящую спину. Кого
Теряешь ты ныне? Боюсь,
Не слишком ли многое? Но
Удел твой — победная скорбь.

Пусть варваром Запад зовет
Ему непосильный Восток!
Пусть смотрит с презреньем в лорнет
На русскую душу: глубок
Страданьем очищенный взлет,
Какого у Запада нет.
Вселенную, знайте, спасет
Наш варварский русский Восток!

Поэза упадка

К началу войны европейской
Изысканно тонкий разврат,
От спальни царей до лакейской
Достиг небывалых громад.

Как будто Содом и Гоморра
Воскресли, приняв новый вид:
Повальное пьянство. Лень. Ссора.
Зарезан. Повешен. Убит.

Художественного салона
И пьяной харчевни стезя
Совпали по сходству уклона.
Их было различить нельзя.

Паскудно гремело витийство,
Которым восславлен был грех.
Заразное самоубийство
Едва заглушало свой смех.

Дурил хамоватый извозщик,
Как денди эстетный дурил.
Равно среди толстых и тощих
Царили замашки горилл.

И то, что расцветом культуры
Казалось, была только гниль,
Утонченно-тонные дуры
Выдумывали новый стиль.

Они, кому в нравственном тесно,
Крошили бананы в икру,
Затеивали так эксцессно
Флиртующую игру.

Измызганно-плоские фаты,
Потомственные ромали,
Чьи руки торчат, как ухваты,
Напакоститься не могли.

Народ, угнетаемый дрянью,
Безмозглой, бездарной, слепой.
Усвоил повадку баранью:
Стал глупый, упрямый, тупой.

А царь, алкоголик безвольный,
Уселся на троне втроем:
С царицею самодовольной
И родственным ей мужиком.

Был образ правленья беспутен,-
Угрозный пример для корон:
Бесчинствовал пьяный Распутин,
Усевшись с ногами на трон.

Упадочные модернисты
Писали ослиным хвостом
Пейзажи, и лишь букинисты
Имели Тургенева том.

Свирепствовали декаденты
В поэзии, точно чума,
Дарили такие моменты,
Что люди сбегали с ума.

Уродливым кактусом роза
Сменилась для моды. Коза
К любви призывалась. И поза
Назойливо лезла в глаза.

Но этого было все мало,
И сытый желудок хотел
Вакхического карнавала
Разнузданных в похоти тел.

И люди пустились в эксцессы,
Какие не снились скотам.
Изнервленные поэтессы
Кривлялись юродиво там.

Клинки обжигались ликером,
И похоть будили смешки,
И в такт бархатистым рессорам
Качелились в язвах кишки.

Живые и сытые трупы,
Без помыслов и без идей,
Ушли в черепашие супы,-
О, люди без сути людей!

Им стало филе из лягушки
Дороже пшеницы и ржи,
А яды, наркозы и пушки —
Нужнее, чем лес и стрижи.

Как сети, ткать стали интриги
И, ближних опутав, как рыб,
Забыли музеи и книги,
В руке затаили ушиб!

Злорадно они ушибали
Того, кто доверился им.
Так все очутились в опале,
Что было правдиво-святым.

И впрямь! для чего людям святость?
Для святости — анахорет!
На подвиги, боль и распятость
Отныне наложен запрет.

И вряд ли при том современно
Уверовать им в интеллект.
И в Бога. Удел их — надменно
Идти мимо «разных нам сект»…

И вот, под влиянием моды,
Святое отринувшей все,
На модных ходулях «комоды»
Вдруг круг завели в колесе. Читайте еще: Стих Первый ландыш Афанасий Фет.

Как следствие чуши и вздора —
Неистово вверглись в войну.
Воскресли Содом и Гоморра,
Покаранные в старину.

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Золотое очарование
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!: