Ничто человеческое не чуждо: Майя Анджело и Теренс
Терентий Луканус был римским сенатором, который привез Теренса в Рим в качестве раба.
Он взял его под свое крыло, обучил и вскоре освободил от изумления его способностям. Теренс стал известным драматургом около 170 г. до н.э. Одна из его известных цитат была:
« Homo sum, humani nihil a me Alienum puto », или «Я человек, я не считаю ничего человеческого чуждым мне».
Как может человек, который когда-то был порабощен другими людьми, превзойти свой гнев и придумать цитату, подразумевающую прощение и связывающую точки соприкосновения между всеми людьми?
Это не первый раз и уж точно не последний.
Майя Энджелоу, автор книги «Я знаю, почему птица в клетке поет», среди 30 других книг, в детстве высмеивали за то, что он был селективным немым в течение 6 лет. Ее мать обнимала ее и говорила: «Я знаю, что ты не дурак и не придурок, как все дети говорят о тебе». Я знаю, что однажды ты станешь великим учителем. Вы будете путешествовать по миру, делясь мудростью.
Если вы не знаете Майю Энджелоу, то она афроамериканка, легенда своего времени, женщина мирового Возрождения, преподающая по всему миру.
Она также религиозный человек, и в интервью она сказала, что воспринимает это как трудную практику, чтобы увидеть, что мы дети Бога, независимо от того, что исходит из наших уст или наших действий. Она должна увидеть, что даже члены Ку-клукс-клана тоже дети Бога.
Примечание. Если слово «Бог» вызывает у вас триггер, учтите, что все мы дети земли или что все мы по своей сути, в глубине души хотим одного и того же.
Что это? Быть в безопасности, защищены, любимы и чувствовать, что мы принадлежим друг другу.
Когда мы задумываемся об этом на мгновение, становится действительно удивительно, как мы попадаем в ловушку наших страхов и представлений о том, что другие чужды нам и опасны из-за другого цвета кожи, расы, религии, класса или сексуальных предпочтений. Что еще более удивительно, так это то, что право причинять вред другим может быть оправдано различиями.
Если подумать, мы хотим бить людей и заставлять их страдать, потому что они выглядят иначе, говорят иначе или верят во что-то другое.
Действительно? Это определенно не то, чему нас учили в детском саду.
На самом деле, это не так уж и удивительно. Это происходит автоматически и что действительно прискорбно, так это то, насколько мы оказались в ловушке своего разума и насколько управляемы мы можем быть основаны на ошибочных или ошибочных убеждениях, которым мы учимся у родителей, средств массовой информации или культуры.
Пришло время признать, что хотя наши различия делают нас уникальными как человеческие существа и заслуживают уважения, по сути, мы все сотканы из одной ткани и все уязвимы как человеческие существа.
Если вы хотите заняться практикой, которая поможет вам избавиться от автоматических предубеждений, когда вы видите людей, которые отличаются от вас, потренируйтесь говорить то, что говорит психолог Филипп Голдин: Прямо как я.
Итак, если вы заметите осуждение или легкое напряжение в своем теле, когда увидите кого-то другого цвета кожи, класса, религии или сексуальных предпочтений или, может быть, знаменитость, вашего начальника или соседа, сделайте вдох и скажите, как и я.
«Чертовы качели» в поэзии и в жизни Ф. Сологуба
Качает черт качели Вперед — назад, вперед — назад… Ф. Сологуб Современники серебряного века с любовью, трогательно относились к поэту и прозаику Федору Сологубу. Вот что писала о нем Зинаида Гиппиус: «О Блоке можно было написать умер. И о Розанове.
Да и о Брюсове: он хуже, чем умер, он — большевицкий цензор, сумасшедший жестокий коммунист, пишет оды на смерть Ленина и превратился из поэта и беспомощного рифмоплета… что даже удивительно . Но могу ли я говорить о Сологубе? Он в России. Я его знаю, люблю неизменно, уважаю неизменно, вот уже почти тридцать лет…» Я специально привел столь объемную цитату из Гиппиус, потому что в этой характеристике — весь художник Сологуб и гражданин Сологуб, и явление «Сологуб в мире».
Поэт любим и уважаем творческой русской интеллигенцией за то, что не преклонил колен перед варварской властью большевиков. Многие это сделали. Главной трагедией поэта была мечта и действительность в вечной борьбе и игре с его душой, ранимой и беззащитной: …Хочу конца, ищу начала, Предвижу роковой предел.
Противоречий я хотел, Мечта владычицею стала. Его влечет образ таинственной звезды — «звезды Маир». Но он всегда хочет возвратиться на родную свою землю. Известно, что, когда Сологуб выходил на эстраду и читал свои волшебные стихи, он сам казался трагическим противоречием этих стихов.
В них сплеталось реальное с нереальным. Мне кажется, что его «мечта и действительность» в вечной игре с его душой — это и есть тот образ, который он нарисовал в своих стихах о «чертовых качелях». Он словно был склонен во всем выискивать и, если ее там нет, то придумать: Потягайся с ведьмой мудрой, Силу в силе покажи… О, Кузмич мой беднокудрый, Ты меня заворожи!
Поэт сам был рад тому, что его кто-то заколдует, заворожит. И сам он часто брал ритм завораживающий, явно сам выступая в роли колдуна: …Ты не в круге, весь ты в точке, Я же в точку не вмещусь… …будешь умирать, И тогда поймешь и примешь Троецветную печать… Для придачи «волшебники» своим стихам он менял ритмы, искал таинственные смысловые и словесные ходы: Водой спокойной отражены, Они бесстрастно обнажены При свете тихом ночной луны.
Два отрока, две девы творят ночной обряд… Сологуба считали человеком надменным. Особенно журналисты, которые наперебой домогались у него интервью. Но что поделать — он не любил эту суматошную братию, ему было жаль на них тратить время и душу.
Они же в отместку не раз объявляли его колдуном и садистом. И это была почти правда — темные силы властвовали в его поэзии: Когда я в бурном море плавал И мой корабль пошел ко дну, Я возопил: «Отец мой, Дьявол, Спаси меня, ведь я тону». Признав отцом дьявола, лирический герой Сологуба принял от дьявола и все черное наследство: злобную тоску, душевное одиночество, холод сердца, отрешение от земной радости и презрение к человеку. После таких откровений, как детский сон, вспоминались его нежные строки: В поле не видно ни зги… Кто-то зовет: «Помоги!» Как помогу?
Сам я беден и мал, Сам я смертельно устал — Что я могу?.. Далее в стихах идет высокий нравственный мотив: Если не сможем идти, Вместе умрем на пути… Но, увы, процесс отхода от прошлых нравственных идеалов набирал губительную силу.
Если раньше он писал: Я верю в творящего Бога, В святые завесы небес… — то теперь стало: Собираю ночью травы И варю из них отвары… На фоне таких контрастов было невозможно понять, что за личность — поэт Сологуб. Сам он не проявлял к друзьям никакого особого внимания. Одно время их связывала дружба с Блоком. Но после написания Блоком «Двенадцати» он охладел и к нему.
Имя Сологуба вовсю гремело. Актеры выли с эстрады его знаменитое: Качает черт качели… Видимо окончательно разрушив свою душу, он уходил в мистику из реального мира: В мире ты живешь с людьми, — Словно в лесе, в темном лесе, Где написан бес на бесе, — Здесь с такими же зверьми. Видимо, это следует понимать как поражение Дон Кихота, который не смог осилить любовью и мечтой это населенное бесами пространство. «Чертовы качели», описав последний полукруг в жизни поэта, навсегда остановились.
Остановились для него, но в его поэзии они все еще раскачиваются задиристо и лихо, напоминая нам, что жизнь всегда можно сделать просто смертельной игрой.