Лучшие стихи владислава ходасевича

* * *

Перешагни, перескочи,
Перелети, пере- что хочешь —
Но вырвись: камнем из пращи,
Звездой, сорвавшейся в ночи…
Сам затерял — теперь ищи…
Бог знает, чтó себе бормочешь,
Ища пенснэ или ключи.

(весна 1921, 11 января 1922)

Весной 1921 года Ходасевич написал первые четыре строки этого стихотворения, а 11 января 1922 года — его неожиданное окончание, и стихотворение, таким образом, вновь превратилось в текст, в котором космическое («Звездой, сорвавшейся в ночи») вдруг превращается в мелочно-бытовое (поиск пенсне или ключей). Стихотворением о «срыве порыва (переходящего уже как будто в полет» назвал эти семь строк проницательный филолог Сергей Бочаров. Нравились они и таким разным интерпретаторам русской поэзии как Михаил Гершензон и Юрий Тынянов, уподобивший стихотворение Ходасевича «почти розановской записке».

Я же полагаю, что главным источником стихотворения послужили два микроэпизода одного из любимых русских романов Ходасевича — «Петербурга» Андрея Белого. В этих перекликающихся эпизодах герой романа Николай Аполлонович Аблеухов ищет сначала очки, а потом ключ.

Первый эпизод: «Николай Аполлонович беспомощно заметался по комнате, разыскивая очки и бормоча сам с собою:

— А-а… Где же очки?..

— Черт возьми…

— Потерял?

— Скажите, пожалуйста.

— А?

Николай Аполлонович, так же, как и Аполлон Аполлонович, сам с собой разговаривал».

Второй эпизод:

«…он отыскивал ключик от письменного стола:

— А?

— Черт возьми…

— Потерял?

— Оставил!?

— Скажите, пожалуйста.

И беспомощно заметался по комнате, разыскивая им забытый предательский ключик , бормоча сам с собой: Николай Аполлонович, так же, как и Аполлон Аполлонович, сам с собой разговаривал».

ПУТЕМ ЗЕРНА

Проходит сеятель по ровным бороздам.
Отец его и дед по тем же шли путям.
Сверкает золотом в его руке зерно,
Но в землю черную оно упасть должно.
И там, где червь слепой прокладывает ход,
Оно в заветный срок умрет и прорастет.
Так и душа моя идет путем зерна:
Сойдя во мрак, умрет — и оживет она.
И ты, моя страна, и ты, ее народ,
Умрешь и оживешь, пройдя сквозь этот год, —
Затем, что мудрость нам единая дана:
Всему живущему идти путем зерна.

(23 декабря 1917)

Название стихотворения в итоге стало заглавием поэтической книги Ходасевича, впервые вышедшей в конце 1919 или в начале 1920 года. И это неудивительно. Стихотворение поражает простотой и совершенством композиции, скупостью и продуманностью использованных в нем средств и головокружительным соседством мельчайшего с космическим, лично автобиографического (исследователи даже находят анаграмму фамилии поэта в первой строке — «Проходит сеятель») с обобщенно историческим.

Первые три его двустишия — картинка, очень наглядно, почти натуралистически иллюстрирующая слова Христа: «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12: 24)

Не потому ли вся эта картинка выполнена в две «иконописные» краски — золотую и черную? Важно обратить внимание на соотношение горизонтального движения сеятеля и червя в первых шести строках с вертикальным и направленным сначала вниз («упасть»), а потом вверх («прорастет») движением зерна

В четвертом двустишии возникает личная тема — вертикальный путь зерна повторяет «моя» «душа». Она сначала вместе с телом, «сойдя во мрак, умрет», то есть, как и зерно, окажется в земле, а затем «оживет», то есть, «прорастет» вверх.

В пятом, историософском двустишии стихотворения путем зерна проходит народ родной «страны» поэта. В эти две строки сжата ни больше, ни меньше, как ходасевичевская концепция двух российских переворотов 1917 года. И концепция эта, в целом, оптимистическая: да, две революции привели к смерти страны и народа, но без этой смерти не было бы надежды на грядущее и скорое воскрешение России.

Ходасевич и кинематограф

Ходасевич вошел в историю не только как выдающийся поэт Серебряного века, но и как один из непримиримых критиков кинематографа. Поэт не воспринимал кинематограф искусством, а черно-белые тени на экране напоминали ему о смерти. В 1926 году он принял активное участие в полемике, которая развернулась вокруг первых опытов создателей кино. В своей статье «О кинематографе» автор подчеркивал, что от воспринимающего любой вид искусства (от зрителя, читателя или слушателя) требуется, прежде всего, наличие определенных культурных навыков, сознательной воли к слиянию с художником в едином творческом акте духовного опыта, который по своей сути сближается с религиозным. И вот этого признака, этого единства между произведением искусства, его создателем и реципиентом кинематограф, по мнению Ходасевича, не имеет.

Кинематограф – это

Критически относится Ходасевич и к спорту, которое воспринимает как примитивное зрелище, позволяющее отдохнуть безмерно уставшему современному человеку, но при этом лишенное глубокого смысла.

Распространение кинематографа и рост популярности различных спортивных зрелищ Ходасевич воспринимает как

как средство оглупления масс.

Хотелось бы отметить, что столь болезненное восприятие кинематографа отражало, помимо всего прочего, преданность Ходасевича поэтическому мастерству, истинному, по его мнению, процессу творчества, пересоздания, реконструкции мира.

Таким образом, благодаря Ходасевичу обогатилась не только русская литература, но и критика, в которой были сформированы новые взгляды, на сущность поэта и творчества в целом, новое понимание сущности творческого процесса и роли художника в обществе.

ПРОБОЧКА

Пробочка над крепким иодом!

Как ты скоро перетлела!

Так вот и душа незримо

Жжет и разъедает тело.

(17 сентября 1921, Бельское Усолье)

Эти четыре строки производят очень сильное впечатление и своей многозначностью, и своей выразительной краткостью, причем сам автор не сразу понял, что у него получился не многообещающий зачин для стихотворения, а уже готовое стихотворение. «Никак не мог придумать продолжения. Оставил 4 стиха, увидев, что продолжать и не надо», — записал позднее Ходасевич.

В стихотворении до совершенства и логического предела доведено отличающее многие поэтические произведения Ходасевича умение мгновенно и резко перейти от мелкого и точного наблюдения (пары йода разъедают пробочку на пузырьке) к глобальному, касающемуся любого человека, обобщению: душевные мучения постепенно «разъедают» телесную оболочку, в которую заключена душа.

Мотив творца и творчества

Одним из ярких образцов творчества Ходасевича выступает стихотворение «Моисей», которое датируется 1909 – 1915 гг. При жизни поэта произведение опубликовано не было. В центре внимания произведения – библейский пророк, деяния которого поэт сравнивает с поэтическим творчеством. По мнению Ходасевича, поэт – это тот же пророк, творчество которого меняет мир, позволяет обрести новые возможности в рамках привычной реальности. Заключительные строки произведения содержат печальные размышления об участи поэта, творца, который взял на себя функции высшего существа:

Ходасевич подчеркивает, что поэт, как пророк, стремящийся помочь людям, раздвигающий для них рамки действительности, не получает награды ни на земле, ни на небе.

В данном аспекте понимание участи поэта, творца Ходасевича восходит к сложившейся в символизме традиции восприятия художника как жертвы, как подражателя Всевышнего, который за свои дерзкие поступки неизменно расплачивается страданиями.

О возмездии говорится и в произведении «Баллада» (1925 г.), которое было опубликовано в книги «Европейская ночь». Стихотворение повествует о смирении поэта-пророка перед толпой, о жизни поэта-эмигранта, испытывающего опустошение и разочарование.

Сам творческий процесс в понимании Ходасевича есть не что иное, как преображение мира, его пересоздание таким образом, чтобы выявить скрытую сущность явлений мира такой, какой она представляется художнику. Разумеется, в процессе творчества художник в той или иной степени обращается к образам реальности, однако он подчиняет их новым, созданным самим автором законам, сохраняя лишь важнейшее, сущностное и откидывая все остальное, представляя вещи под новым углом, в новых ракурсах. Иначе говоря, творчество – это попытка реконструкции мира, его преображения, открытия его тайны, скрытой сущности.

В основании творческого процесса:

стремление к постижению мира, познанию его тайн, скрытого;
осознание несовершенства бытия, стремление изжить страдания.

Анализ стихотворения «Перед зеркалом» Ходасевича

Произведение «Перед зеркалом» Владислав Фелицианович Ходасевич включил в свой сборник «Европейская ночь».

Стихотворение написано в 1924 году. Его автору исполнилось 38 лет, в его литературном багаже четыре книги поэзии. Вместе с женой он несколько лет живет в Берлине. Уже решался вопрос о его возвращении в советскую Россию, когда поэту стало ясно, что там он будет не только подозрительный, но и вредный элемент. По жанру – исповедь, философская лирика, по размеру – трехсложник со сложной рифмовкой, 5 строф с эпиграфом из Данте. Лирический герой – сам автор. Начинает поэт почти с раздражением: я, я, я

Столь важное для лексики любого человека, а особенно поэта, местоимение обесценилось, съежилось, утомило. Он называет себя «вон тот», подчеркивая, что не только внешне, но и внутренне словно сам себе незнаком

Привычные образы и маски больше не натягиваются на лицо. Неужели мама могла «любить такого»? Дальше идет перечислительная градация с индивидуально-авторскими эпитетами: желто-серый, полуседой, всезнающий. Сравнение «как змея» — отсылка к Священному Писанию. Собственный ум кажется отравляющим, неподъемным грузом. Аналогия с детством продолжается, вспоминаются «дачные балы», на которых он усердно танцевал. Тот мальчик давно стал чужим, но герою жаль, что он вырос именно в него, не пошел другими путями. Впрочем, прошлое он не идеализирует и балетным танцовщиком (как мечтал в детстве) тоже себя с трудом мог бы представить. «Желторотым поэтам» он подрезает крылья на лету. Не может не сказать правду, а после жалеет о своей принципиальности. В 3 строфе он вспоминает юность, проведенную в жарких спорах. Сейчас же из него на животрепещущие темы не вытянешь и слова, разве что саркастическую шутку. Ему есть, что сказать, но он сам себе запретил это делать. Не здесь, не сейчас, не с этими людьми, да и зачем… Средина земного пути: очередной переломный момент, знакомый каждому человеку. Прошлое кажется далеким и чужим, настоящее – совсем не тот итог, к которому стремился, а будущее не сулит ничего нового, разве что смерть. Привыкший таиться, да что там – и изворачиваться, скрываться – поэт теперь и собственных следов найти не может. Разлюбил он и одиночество. В финале он иронизирует: не пантера прыжками. Классический «парижский чердак», пристанище любого поэта, кажется ему тупиком, а не выходом. Да и сопутствующие обстоятельства далеки от романтизма. «Виргилия нет»: нет проводника, наставника. Да и тот ли это ад?.. Он один смотрится в зеркало и почти по-есенински спрашивает: жизнь моя! Иль ты приснилась мне? В стихотворении принято видеть кризис среднего возраста, портрет поколения поэтов рубежа веков, отсылки к «Смерти Ивана Ильича» Л. Толстого, Ф. Петрарке, А. Блоку и даже С. Черному. Эпитет: мальчишечью. Метафора: говорящего правду стекла. Анафора, повтор: разве.

«Перед зеркалом» В. Ходасевича – беспощадный и грустный автопортрет поэта.

—————

Конец стихотворения – все стихи в оригинале.

Стихотворная библиотека. Становитесь участником и публикуйте свои собственные стихи прямо здесь

Стихотворное чудовище – многоязычный сайт о поэзии. Здесь вы можете читать стихи в оригинале на других языках, начиная с английского, а также публиковать свои стихи на доступных языках.

Poetry Monster, 2021. Стихи на английском.